ИРИНА МЕДВЕДЕВА

ТАТЬЯНА ШИШОВА

 

 

Прежде всех ваших дел позаботьтесь о наставлении детей

Святитель Иоанн Златоуст

 

 

РОДИТЕЛИ И ДЕТИ

КОНФЛИКТ ИЛИ СОЮЗ

 

 

Предисловие

 

   Трудно найти человека, который не жаловался бы на юное поколение. Дескать, совсем они, молодые, отбились от рук. У них, дескать, и повадки, и мода, и интересы, и взгляды на жизнь – все какое-то чужое, и сколько ни напрягай память, очень многое в нашей юности и в юности наших друзей трудно соотнести с ценностями нынешней молодежи. О конфликте поколений говорят все и в связи с этим о помолодевшей преступности, помолодевших проституции, наркомании, и других пороках.

   Можно сказать, что помолодел и сам вышеозначенный конфликт. В своей психолого-педагогической практике мы теперь нередко встречаем бунтующих против отцов дошкольников! Бывает, пятилетний отпрыск, не успев встать с горшка, уже заявляет о своих правах на свободу и собственность.

   Сейчас принято давать (и, к сожалению, получать) советы по любому поводу, на все случаи жизни. На самом деле это манипулятивная форма диктата: зачем тебе во что-то вникать самому, тратить время и силы? Следуй готовым рецептам, и все будет в порядке.

   Конфликт поколений нарастает, а взрослым – якобы для его разрешения – даются такие советы, следование которым делает поведение детей все более неуправляемым. Видя эту печальную (не просто печальную, а опасную!) взаимосвязь близко и в деталях, мы решили поделиться с читателями своими наблюдениями и соображениями, но по возможности избежать конкретных советов. Готовые инструкции отучают вникать в суть, отучают жить своим умом и сердцем, а в итоге отлучают родителей от детей, и те делаются легкой добычей для «инструкторов».

   Нормальный взрослый человек в зависимости от температуры воздуха сам выбирает соответствующую одежду и обувь. Другое дело, что он не всегда может самостоятельно определить давление, влажность, направление ветра и другие метеорологические показатели, которые влияют на состояние здоровья. Эта небольшая книжка, как мы надеемся, поможет взрослым узнать что-то важное о трудных, можно сказать, смертельно опасных «погодных условиях», в которых приходится растить детей. А значит, исходя из личных особенностей, из конкретных обстоятельств, правильно сориентироваться и решить дилемму «Конфликт или союз?» самостоятельно.

 

Авторы, конец 2004 г.

 

 

 

ВЫСОКОЕ ДАВЛЕНИЕ

ЛЮБВИ

 

   Вы никогда не задумывались, что такое «ключевые слова»? Да, конечно, это слова главные, центральные, определяющие. Но ведь и еще что-то! Ключ открывает дверь в некое другое пространство. А может, и в некоторую другую реальность, о которой не будь ключа, мы бы не узнали. Вот и ключевое слово не только что-то определяет, но и что-то открывает.

 

 

«В Америке так не принято»

 

   Сегодня, если речь заходит о человеческих взаимоотношениях, о воспитании детей или о мировоззренческой позиции, часто употребляются два ключевых слова. Одно означает положительную, правильную установку: толерантность. Другое – недопустимую, отрицательную: давление.

   Причем слова эти еще совсем недавно не употреблялись в таком, моральном, что ли, контексте. Слово «толерантность» лет десять назад и вовсе не было известно широкому кругу людей. Слово «давление», конечно, более употребительное. Хотя оно раньше использовалось в том значении, о котором мы говорим, не так часто, как теперь. Это во-первых. А во-вторых, сопровождалось или прилагательным «психологическое» («психическое»), или дополнением «на психику» («не дави мне на психику»). То есть подчеркивался переносный смысл физического термина.

   Потом как-то незаметно уточнения про психику улетучились, и стало понятно говорить о давлении на человека вообще: «Ты на него давишь», «Не дави на меня». Давление в метафорическом, переносном смысле по словесной конструкции полностью совпало с давлением физическим. Казалось бы, мелочь, но мелочь тоже в своем роде ключевая: когда на кого-то давят буквально, это может грозить объекту давления серьезной травмой вплоть до гибели. Такая ассоциативная тень не на шутку омрачила и без того негативный смысл метафоры.

   Одновременно произошло и расширение смысла. Теперь давлением может быть сочтена и просьба соседа по лестничной клетке слегка приглушить рок-музыку, громыхающую на весь дом, и недовольство родителей (чисто словесное, не влекущее за собой никаких санкций!) тем, что их пятнадцатилетняя дочь ночует у любовника. И совет приобрести вещь, которая к лицу, когда женщина, проходя мимо другой женщины, примеряющей шляпку в универмаге, говорит: «Купите, вам так идет!» А та в ответ: «Не надо на меня давить! Я сама решу».

   А вот еще сценка, тоже из жизни. Тетя провожает племянницу, приезжавшую на побывку из Штатов, где она учится в университете. Прощальный поцелуй в аэропорту и ничего не значащая, вежливая фраза: «Приезжай поскорее снова!» И вдруг лицо барышни, которая только что очаровательно улыбалась, каменеет: «Ты, давишь! Я не люблю, когда давят. В Америке так не принято».

   И мы незаметно оказываемся в иной реальности, вход в которую открыло для нас ключевое слово «давление». В реальности, где действуют иные законы. По этим законам тот, кто дает совет или (еще хуже!) вразумляет своего ближнего, - человек дурной, нетолерантный, авторитарный. А тот, кто рассказывает о своих печалях, тоже давит – «грузит». От такого лучше держаться подальше. В новой реальности боязно помочь кому-то не только действием, но и словом. В результате ближний все больше отдаляется, и происходит, как теперь говорят, атомизация.

 

 

В духе праздности

 

   Помнится, в начале 90-х мы, находясь в Германии, недоумевали, почему наши знакомые немцы в один голос жалуются на одиночество. Особенно удивило то, что люди, с которыми мы общались, на самом деле были объединены и одной профессией, и членством в одной ассоциации, просто, как нам казалось, дружбой. Во всяком случае, они чуть ли не каждый день встречались то в гостях, то в ресторане, то выезжали вместе на пикники. И не то чтобы на их встречах царило тягостное молчание! Все время они что-то обсуждали. Но при этом жаловались на одиночество.

   И что самое поразительное, жаловались при всей честной компании, нимало не стесняясь своих приятелей, которым ведь могло стать обидно! А приятели не только не обижались, но еще согласно кивали головой. Дескать, да, да! Такое одиночество, такое страшное одиночество!

   Ситуацию пояснила одна наша немецкая коллега, как раз председатель ассоциации. Однажды эта очень элегантная дама с тоской в голосе произнесла:

   - Вам в России хорошо, у вас можно поделиться с другом своим горем.

   - А у вас разве нельзя? – изумились мы.

   Фрау Беата горестно усмехнулась:

   - Дело в том, что мы с мужем прожили тридцать лет, и вдруг он меня бросил. Именно вдруг, совершенно неожиданно. Мне было так худо, что я позвонила своей подруге Эмме, мы знакомы с детского сада, после мужа это для меня самый близкий человек… и, нарушая все правила приличия, сказала, что Ульрих ушел к другой. В общем, что я страдаю. Это, конечно, было чудовищное, недопустимое давление на Эмму, но в тот момент я не могла с собой совладать… На несколько секунд воцарилось молчание. Потом она спросила: «А в остальном у тебя все в порядке?» И я поняла: мои проблемы – только мои. На этом разговор был закончен.

   А действительно, что останется от дружбы, если убрать давление? Если не делиться скорбями, не просить и не предлагать помощи, не давать советов, не делать замечаний, наконец? (Последнее с позиций либерал-гуманизма – вообще такой криминал, что за него самая либеральная мера наказания, наверное, дыба.)

   Если все это вычесть, то останутся лишь совместные развлечения, праздность. Что мы и увидели в Германии, а теперь начинаем видеть и в России среди тех, кто спешит вписаться в новую жизнь. Уже и термин научный ввели: «рекреативность» (развлекательность). Все рекреативное усиленно поощряется: от развлекательных телепередач до рекреативных (исключительно для развлечения!) наркотиков и рекреативного секса, когда напрочь исключаются даже не очень-то обременительные обязательства, которые предполагают отношения любовников. При рекреативном сексе никто никому вообще ничего не должен, почти любой вопрос, проявление заботы или интереса к делам другого может быть квалифицировано как давление. Ну а упреки в измене – это такое давление, которое объясняется разве что тяжелым психозом. Причем рекреативный секс вовсе не тождественен одноразовому. Нет, такой развлекательный роман может длиться (по взаимному согласию, конечно) годами.

   А ведь это не просто какой-то новый стиль жизни или особенности современных отношений, как, наверное, думают многие, а извращение христианских заветов. В великопостной молитве Ефрема Сирина мы просим Бога избавить нас от «духа праздности» как одного из самых страшных зол, мешающих спасению души. В новой же реальности знаки меняются на противоположные: совместная праздность делается основной человеческих отношений.

 

 

Страх похожий на бред

 

   Запрет на малейшее давление по сути означает полную безучастность, когда ближнему не только не оказывают активной помощи, но и не желают (да и не имеют права!) знать о его трудностях, заботах, даже просто делах. «Это твои проблемы», «не грузи меня» - вот девиз нового времени. Девиз антихристианский, ибо христианство нас учит обратному.

   «Несите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов», - говорит апостол Павел (Галл. 6:2). Как видите, никакой рекреативностью не пахнет. Бремя – ведь это груз, а груз давит.

   А вот образец христианского поведения из совсем недавней истории. «В государыне было очень развито материнское чувство», - пишет о последней российской императрице ее подруга Лили Ден. Когда это читаешь, то сперва думаешь, что речь идет о чадолюбии Александры Федоровны, ибо материнское чувство неразрывно связано с детьми. Но автор имеет в виду другое. «Она чувствовала себя счастливой, когда могла о ком-то заботиться, - продолжает Лили Ден. – Если какое-то лицо завоевывало ее привязанность и доверие, то она начинала проявлять интерес к малейшим сторонам жизни этого человека» (выделено нами. – Авт.).

   По нынешним же либеральным нормам даже не метафорическая, а буквальная родительская забота со всех сторон ограничена страхом давления. (Страхом, который почему-то хочется назвать бредом.) Да и возможна ли забота без давления? Самый простой пример: заболел малыш. Лекарства пить не хочет ни в какую. Про уколы и говорить нечего. Что будете делать: соблюдать права ребенка или оказывать давление? Конечно, лучше давление смягчить: уговорить малыша, отвлечь, дать лекарство в виде сладкого драже. Но если и это не поможет, давление перерастает в насилие: один взрослый держит ребенка, а другой вливает в рот микстуру или вонзает в попку шприц.

   Тех же родителей, которые, отказавшись от посягательств на волю ребенка, представят ему свободный выбор между жизнью и смертью, общество будет считать преступниками.

   Но это лишь до поры до времени. Тенденция совершенно очевидна. Если люди пока что не сомневаются в праве на давление, когда речь идет о физическом здоровье ребенка, то с охраной психического все уже не так безусловно. Дети, которые беспрепятственно хамят, устраивают истерики и ходят на голове, перестали быть редкостью. То есть от страха быть обвиненной в давлении мать уже не окорачивает расторможенного ребенка и своим попустительством усугубляет патологическое возбуждение, нанося ущерб его и без того деформированной психике.

   С воспитанием подростков дело обстоит еще печальней. Похоже, родителей убедили в том, что четырнадцатилетний сын или дочь уже половозрелые люди и в состоянии сделать свой взрослый выбор. Причем смещение понятий произошло молниеносно. Еще в середине 90-х все оставалось на месте: подросток считался немного повзрослевшим ребенком. И вдруг году в 97-98-м сексологи, психологи, социологи, журналисты – вся королевская рать! – наперебой затрубили о том, что около трети российских подростков 13-14-летнего возраста сексуально активны, уже имели свой «сексуальный дебют». (Между прочим, давление было чрезвычайное, но либералы этим нимало не смущались.) Хотя всего год назад специалисты из тех же структур приводили совсем иные данные, по которым количество таких рано повзрослевших было в десять раз меньше! Похожим образом чуть раньше надули рейтинг Ельцина – без стыда и без всяких на то оснований. И десятки миллионов людей тоже дали себя надуть, поверив пропаганде. О выборах Ельцина и без нас много написано. А вот про то, как подростков в одночасье превратили из переросших детей в чуть недоросших взрослых, скажем чуть подробнее. Не все, наверное, знают, что пиар по поводу массовой суперакселерации подростков совпал, во-первых, с попытками Министерства образования внедрить в школы секспросвет, а во-вторых – с принятием в Думе маленькой, но по истине роковой поправки к Уголовному кодексу. На юридическом языке она называется «снижением возраста половой неприкосновенности».

   Как это отразилось на нашей жизни, внятно объяснила сотрудник НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ Ольга Валентиновна Пристанская: «Раньше, по уголовному законодательству, действовавшему с 60-х гг., у нас предусматривалась уголовная ответственность за половое сношение без насилия с детьми, не достигшими половой зрелости. Половая зрелость при этом не определялась четким возрастом, а трактовалась как комплексное понятие. Сюда включалось и биологическое, и психологическое созревание организма, и, что самое главное, способность родить и воспитать здорового, полноценного члена общества – ребенка. У одного человека такая зрелость наступает раньше, у другого – позже. С каждым конкретным случаем разбирались отдельно (как же их было мало, раз хватило времени разбираться с каждым отдельно! – Авт.). В 1997 г. возраст потерпевших был понижен до 16 лет (значит, раньше он был еще выше! – Авт.). Но это еще не все! Через полтора года, в июне 1998 г., вдруг неожиданно, без какого-либо научного обоснования, кулуарно был разработан некий Федеральный закон, который внес сам Борис Николаевич Ельцин. А в этом законе возраст допустимых половых контактов (в том числе гомосексуальных!) ребенка со взрослым был понижен еще больше – до 14 лет! В результате две трети уголовных дел по фактам растления малолетних были прекращены, и 14-15-летние дети остались без защиты государства».

   Вот так! Взрослые позволили себя одурачить кучке извращенцев и позволяют до сих пор. Попробуй скажи родителям пятнадцатилетнего подростка, что ему нельзя просиживать целыми днями за компьютером. В ответ последует: «Но мы же не можем ему запретить! Нельзя оказывать давление на взрослого человека. Да еще возмутятся: дескать, психолог, а не знаком с азбучными истинами своей профессии! И с каким же удивлением они, если решаются на запрет, описывают реакцию своего недоросля! Подумать только, у него будто гора с плеч (хотя внешне поначалу бурно протестовал). А ведь ничего удивительного. Ребенок, обрадовался тому, что все снова на своих местах! Если взрослый запрещает поступать дурно, значит, он авторитет. А если авторитет, следовательно, и защита.

 

 

«Скажите мне как специалисты…»

 

   Апологетам «недирективной педагогики» и тем, кто им внимает, даже в голову, наверное, не приходит, что они своим либерализмом травмируют подростков. Хотя мальчишки и девчонки на уровне сознания могут быть рады, что их никто «не достает», но бессознательно они пугаются равнодушия взрослых. Ведь очень часто и горько сознавать, что даже самым близким до тебя по-настоящему нет дела. Все, что с тобой происходит, это твои проблемы, твой выбор.

   Страх этот неслучаен. В мире, охваченном бредом давления, взрослые охладевают к своим детям. Охлаждение в данном случае – естественная защитная реакция. Иначе можно сойти с ума, беспокоясь о ребенке, которого со всех сторон заманивает зло, а ты не смеешь восстать против этого зла даже на словах. Избегая конфликтов, родители стараются поменьше спрашивать, ибо любой вопрос трактуется как вмешательство в личную жизнь. Контакт становится поверхностным, формальным, а так как формальное общение у нас не принято и даже презираемо, то оно может и вовсе пресечься.

   - Проблема контакта с сыном снята с повестки дня, - с горькой усмешкой сообщил один наш знакомый. – О своих делах рассказывать неохота – ему неинтересно. О девушке, с которой он встречается, нельзя. Это он называет допросом. Про институт тоже не спроси – это слежка. Сколько ему платят в фирме, в которой он подрабатывает, и что он вообще там делает – ни звука. Это коммерческая тайна. Про его литературные и музыкальные пристрастия тоже лучше помолчать, потому что одобрить этот интеллектуальный «попкорн» я не могу, а скажешь как есть – не миновать скандала. Остается обсуждать покупки. Но поскольку крупные приобретения бывают достаточно редки, а вести ежедневный диалог о сортах йогурта нормальному человеку трудно – я все-таки не говорящая инфузория! – получается, что тем для общения нет.

   А вот еще более горькая исповедь, на этот раз мамы:

   - Скажите мне как специалисты, нужно ли что-то делать с ребенком – он, правда, у меня уже взрослый, в десятом классе, - если у него… ну, в общем, другая ориентация? Знаете, началось это с секции ушу. Тренер у него там был или, как он его называл, Учитель, лет сорока… Ну, короче, внушил нашему наивному дурачку, что таким путем – ну, вы понимаете каким – передается духовная энергия. Знаете, мы с мужем, когда догадались, чуть с ума не сошли. Хотели поехать к этому негодяю, муж до сих пор жалеет, что тогда его не убил… так сын устроил истерику, напугал нас, что из окна выбросится… Если б у себя дома – мы вообще-то с Кавказа, - так там, знаете, мы бы не испугались его угроз. Дом одноэтажный, сколько не бросайся – не разобьешься. А тут мы на восьмом. Подумали: мало ли что… Я пошла к психологу в кризисный центр, они там вроде что-то делают с трудными подростками. Так там мне знаете что сказали? «Никакой он у вас не трудный, - говорят. Это вас надо лечить, если вы хотите влиять на его сексуальные предпочтения. Какое вы имеете право давить? Гомосексуализм совершенно нормален. Это все равно как одним нравятся апельсины, а другим – яблоки». После этого, знаете, мне вообще жить не хочется. И правда, надо лечиться, а то все чаще и чаще про окошко думаю. А сын, узнав мнение психолога, наоборот, успокоился, совершенно перестал нас стесняться. Я даже иногда думаю: может, он нарочно по всей квартире газеты разбрасывает с этими ужасными объявлениями?.. Ну, где телефоны таких же… Этих объявлений сейчас полно, никто нечего не скрывает. Муж почернел, состарился. Как будто дедушка, а не отец… Представляете, что такое для кавказца единственный сын?!

   На вопрос, пытались ли родители в самом начале этой трагедии применить к мальчику какие-то воспитательные меры, мать с готовностью ответила:

   - Наказывали! Строго наказывали! Отец, знаете, на целую неделю запретил играть на компьютере. Мобильник вообще отобрали, но это ничего не дало. А что мы еще можем? Не будешь же его запирать или бить?! Сейчас это не принято. И денег карманных не лишишь – знаете, ребенку то соку хочется, то видеокассету в прокате взять… Нам и так психолог сказал – не из кризисного центра, а другой, - что мы слишком авторитарны.

 

 

Недирективное насилие

 

   Мы привели эту исповедь почти целиком, чтобы сэкономить на комментариях. Попробуем двинуться дальше, задавшись вопросом: а что такое в свете современного либерализма идеальная семья? С одной стороны, без пресловутого конфликта отцов и детей, а с другой – объединенная не только общей жилплощадью. Другими словами, в каких случаях влияние взрослых на детей расценивается как допустимое, а то и желательное? Ну, например, сторонники недирективной педагогики весьма директивно указывают родителям на необходимость воспитания у детей сексуальной культуры. Причем как можно раньше. И родителей, которые последуют этим советам, никто не упрекнет в давлении. Хотя крупнейший детский психиатр проф. Г.В. Козловская называет раннее сексуальное просвещение даже не давлением, а разновидностью психического насилия, поскольку для этого необходимо сломать важнейший защитный механизм – стыд. И ведь именно он, стыд в сфере интимного, служит одним из главных критериев психической нормы. Все, наверное, хоть однажды на своем веку встречали определенного сорта городских сумасшедших, которые ничего не стесняются и запросто могут продемонстрировать изумленной публике то, что на детском языке очень точно называется «глупостями».

   Таким образом, попирая естественный стыд, ребенка толкают в область психопатологии, но современные либералы не квалифицируют это как давление, потому что в «дивном новом мире» (заголовок романа-антиутопии Олдоса Хаксли) должны стать привычными и узаконенными все виды разврата.

   Не будет обвинена в давлении и мать, склонившая дочь к аборту, то есть к убийству младенца в утробе. Напротив, ее давление, даже в форме угрозы выгнать беременную дочку на улицу, будет оценено положительно: мама приучает легкомысленную девушку к ответственному родительству.

   А кто заподозрит в давлении отца, который, придя с работы, первым делом включает телевизор и сидит, уставившись в него, пока не заснет? Скажи ему, что он давит на ребенка, - искренне возмутится. Среди таких отцов, наоборот, очень много поклонников свободы. «Это мать давит, - скажет он вам, - когда требуют с ножом к горлу, чтобы мальчишка соблюдал в комнате порядок или здоровался с гостями. А может, у него настроение плохое? Он что, даже на это не имеет права? Я-то никому ничего не навязываю: хочет – смотрит, не хочет – в своем углу играет».

   Сын хоть и в своем углу, но никуда не может деться от агрессивного шумового фона (стрельбы, криков, стонов) или от известий про сгоревших заживо детей. Почему же это не считается насильственным вторжением в его внутренний мир, и без того хрупкий, а следовательно, нуждающийся в усиленной защите.

   Получается, что «давить» нельзя, только если обуздываешь дурное и прививать хорошее. Иными словами, воспитываешь, питаешь возвышенное в ребенке, помогаешь ему восходить от образа к подобию Божию. А если низводишь образ до безобразия, убиваешь чистоту и насаждаешь порок – так ты молодец, ты свой парень, ты правильно куешь новые партийные кадры. Надеемся, не надо долго объяснять, для какой партии и кто будет ее генеральным секретарем? «Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царствия Божия не наследуют», - предостерегает апостол Павел (1 Кор. 6: 9-10).

   И посмотрите, именно эти грехи, ввергающие душу в ад, так назойливо пропагандируются сегодня! Разврат, поклонение всевозможным кумирам, супружеские измены (которые даже рекомендуют врачи для улучшения самочувствия!), онанизм, к которому призывают в том числе детей «для снятия напряжения», однополые связи, воровство, узаконенное под маркой приватизации, взяточничество, про которое сейчас можно услышать, что оно абсолютно нормально… Дескать, мало сейчас получают чиновники или учителя. Вот и берут, бедные. Да и что такого страшного во взятке? Это, по существу, цивилизованная форма благодарности. А пьянство?! Алкоголь продается на каждом углу по сверхдоступным ценам. Пиво же вообще, по сути, выведено из разряда алкогольных напитков и считается прохладительным, пей хоть с младенчества. Злоречие расцвело пышным цветом. Война компроматов, глумление как основной прием журналистики и современного искусства. Хищничество, рвачество названы деловой хваткой…

   И даже многие православные люди, неоднократно читавшие Послание апостола Павла, очень боятся «давить». Мотивировки разные: страх потери контакта, уход от конфликтов, опасение, что дети, когда вырастут, будут попрекать в жестокости. Но подоплека одна: терпимость к греху эти люди отождествляют с христианской любовью. В этом и кроется главная уловка лукавого.

   Поистине сатанинский перевертыш! Ведь противники давления опираются на другие, не менее известные слова апостола Павла: «Любовь долготерпит, милосердствует… не раздражается, не мыслит зла… все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор. 13: 4-7). Но апостол Павел проповедует любовь к человеку, а вовсе не к его порокам. К грешнику, а не к греху. И наивысшая любовь к грешнику как раз и состоит в том, чтобы отвратить его от греха. «Братия! Если кто из вас уклонится от истины, и обратит кто его, пусть тот знает, что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов», - говорит апостол Иаков (Иак. 5: 19-20).

   А святой Иоанн Златоуст прямо отвечает тем, кто боится попреков и ссор: «…если увидишь брата погибающим, пусть он тебя бранит, пусть оскорбляет, пусть бьет, пусть угрожает сделаться твоим врагом, пусть делает что бы то ни было другое: все перенеси благодушно, только бы тебе приобрести его спасение. Пусть он сделается твоим врагом, зато Бог будет твоим другом». А чуть раньше говорится: «И у врача больной часто разрывает одежду. Но врач не перестает из-за этого лечить его. Если же заботящиеся о телах показывают сколько усердия, то как неуместно предаваться беспечности, когда гибнет столько душ»… (Св. Иоанн Златоуст. Против иудеев: Слово четвертое. М., Ладья, 2000. С. 52).

   Так что ошибочно христианской любви противопоставлять ненависть. Ненависть к человеку скорее противостоит любви страстной, плотской. Собственно, эти страсти-антиподы, нередко обреченные на роковую взаимосвязь, как сиамские близнецы. Христианская любовь тоже неразрывно связана с ненавистью. Точнее она вмещает в себя ненависть, только не к человеку, а к греху. Антипод же христианской любви есть равнодушие – основа толерантности. И в последние времена, по словам святых, в мире оскудеет любовь. Чему противники давления вольно или не вольно способствуют.

 

 

В духе кротости

 

   Конечно, христианам не следует злобствовать. Апостол Павел учит исправлять грешника «в духе кротости» (Гал. 6: 1). Но дух кротости – это отнюдь не смирение перед злом. Иначе св. Николай Чудотворец, оказавший давление на Ария как морально, так и физически – оплеухой, не был бы назван в тропаре «образом кротости». А святитель Лев Катанский, еще более жестко «надавивший» на оппонента, не был бы причислен к лику святых.

   Лев Катанский жил в VIII в., был епископом в Катанах на острове Сицилия. Святитель старался убедить местного колдуна Илиодора не заниматься чародейством, но тот никак не вразумлялся. А однажды дошел до такой наглости, что начал колдовать прямо в храме, производя большое смущение в народе. Увидев людей, бесновавшихся под влиянием Илиодоровых чар, св. Лев понял, что время увещеваний прошло. Он вышел из алтаря и, набросив на шею Илиодора петлей омофор, будто лассо на мустанга, вывел его из храма. Можно себе представить, как неистовствовал, пытаясь вырваться колдун. Но омофор удерживал его крепче любой цепи. Дойдя до площади, святитель приказал разжечь костер и вступил в огонь вместе с чародеем. Илиодор сгорел в огне, а епископ Лев остался совершенно невредим. Это чудо прославило его как святого при жизни. А еще Лев Катанский славился добротой и милосердием.

 

 

 

ЗАДЕРЖКА

РАЗВИТИЯ ДУШИ

 

   В современных детях все чаще наблюдается какое-то странное несоответствие внешней взрослости и внутреннего инфантилизма. Смотришь порой на подростка: кажется, ты уже ничему его не можешь научить, такой он бывалый, многоопытный, знающий, по чем в городе овес. А чуть копнешь – и такая незрелость обнаружится, что впору ставить диагноз «задержка психического развития». Чем взрослее, тем дурнее. Порой эта дисгармоничность повергает в состояние шока.

 

 

Юный «крутяк»

 

   Вспоминается один четырнадцатилетний мальчик, которого мальчиком-то с трудом можно было назвать – так он выглядел и такие у него были повадки. Мать привела его на психологическую консультацию с жалобами на прогулы, хамство, запредельное своеволие и, как это обычно бывает, на запредельную безответственность.

   Ясно, что такому взрослому парню нелепо предлагать детские игровые тесты. Но сразу вступать с ним, таким крутым, в задушевную было уж и вовсе бесперспективно. Поэтому мы для начала попросили его письменно перечислить качества хорошего и плохого человека. Задание в общем-то простое, но с виду серьезное.

   Результат нас ошеломил. Мало того, что парень с трудом наскреб по три эпитета, так еще выбор качеств говорил сам за себя. Хороший – красивый, добрый умный. Плохой – некрасивый, злой, глупый. А ведь ребенок уже в пять лет понимает, что красивый не обязательно хороший, а некрасивый совсем не всегда бывает плохим. Любимая бабушка может быть старой, морщинистой, беззубой, а красивая ведьма в мультфильме не просто плохой, но даже отвратительной. Знает дошкольник и про умных злодеев. Так что наш четырнадцатилетний «крутяк» тянул максимум на три-четыре года. Столь не зрелые понятия о жизни и людях не могли не отразиться на его поведении. Отсюда и безответственное поведение, которое так пугало мать. Какая там ответственность у малыша-дошкольника?!

   Кстати о дошкольниках. В последнее время попадаются «крутяки» и среди них. Они снисходительно, а то и с презрением смотрят на кукол и другие детские игрушки. Мультики типа «Простоквашина» или «Кота Леопольда» для них – малышовое развлечение. То ли дело боевики, фильмы ужасов… А как хвастаются эти шестилетние Лолиты и Шварценеггеры тем, что сегодня принято называть качеством жизни и фиксация на чем маленьким детям несвойственна просто по их природе! На что всегда сетовали матери мальчишек (да нередко и девчонок)? «Я ему такой дорогой костюмчик надела – и тут же изгваздал!» - или: «В новых итальянских туфлях – прямо в лужу! Совершенно не умеет ценить хорошие вещи!»

   А ребятня доперестроечных времен действительно не ценила и не знала критериев оценки дорогих вещей. Максимум, на что обращалось внимание, красивый ли цвет. А красивым, как правило, считался яркий. И колечко их фольги восхищало дошкольницу ничуть не меньше, чем настоящее, из драгметалла. А может, и больше, ведь его так легко соорудить. Еще одну конфету съела – вот тебе и новое колечко. А потеряешь – никто не заругает. Ну а уж дорогая стрижка или престижная мебель из каталога вообще находились вне поля интересов ребенка. Он любил шкаф за то, что в него можно было залезть, когда играешь в прятки. А стрижку ненавидел, потому что в парикмахерской заставляли сидеть не шевелясь, да еще закрывать глаза, когда стригли челку.

   Теперь же продвинутые родители с умилением рассказывают, как «крошка сын к отцу пришел» и… посоветовал, в каком пункте сегодня выгодно совершить валютный обмен. «Умный парень растет», - умиляется папаша. А умник не владеет элементарными нравственными понятиями, без которых невозможно становление человеческой личности. В его душе бурлит почти младенческий хаос. Он не умеет организовать сюжетно-ролевую игру, между тем как именно в подобных играх дети лучше всего осваивают мир и нюансы человеческих отношений. Ему невозможно объяснить, почему надо делиться с другими детьми сладостями и почему не надо мстить. Но практические познания такого ребенка настолько восхищают взрослых – умен не по годам! – что обратную сторону медали они будто и не видят.

 

 

Песочница для взрослых

 

   Однако чем взрослее становится ребенок, тем обыденней выглядит его практичность. Она тускнеет, поскольку соответствует возрастной норме. А вот душевное недоразвитие высвечивается все ярче, потому что оно все больше перестает соответствовать возрасту. Причем выражается это не только в отсутствии высоких потребностей. Да, такой подросток равнодушен к поэзии, живописи или классической музыке и не испытывает романтических чувств по отношению к существам противоположного пола. Но, в конце концов, и раньше было достаточно много людей приземленного склада, ничем, кроме хлеба насущного, не интересовавшихся. Нет, у современных инфантилов и приземленность какая-то особая. Это не хлопотливая Марфа, которая в Евангелии противопоставлена любящей Божественную премудрость Марии. И даже не мелкий лавочник с его маленьким мирком и вечными заботами о выживании. Лавочник хоть и не поэт, но, в отличие от инфантила, совсем не лодырь. И мирок у него пусть маленький, но все же в него вписана семья, ради которой он просиживает в лавке с утра до ночи. То есть практичность в классической системе понятий очень тесно связана с развитым чувством ответственности.

   У современных инфантилов абсолютно иные особенности. Практичность их какая-то неполноценная, ущербная. И это тоже все ярче высвечивается по мере взросления. Прекрасно понимая, что почем, они вовсе не настроены напрягаться для достижения благ. Но с другой стороны, не собираются себе в чем-то отказывать. С присущей им инфантильностью они уверены, что родители точно так же должны обеспечить им достойное качество жизни, как обеспечивали кормежку и красочные конструкторы в малышовом возрасте. Сами же инфантильные подростки никому ничего не должны. Они и о себе-то толком не могут позаботиться, потому что не умеют рассчитывать на шаг вперед.

   Такой недоросль может украсть все деньги, имеющиеся в доме, - именно все, а не малую толику на мороженое, потребности-то у нынешних инфантилов непомерно раздуты! – нисколько не заботясь о том, что завтра ему же самому будет нечего есть. «А меня это не колышет! Это ваши проблемы», - заявит он растерянным предкам. И, ужасая их какой-то патологической бессовестностью, еще и затребует на следующий после воровства день «сбалансированного питания». «Ваши проблемы» он заявит родным и в том случае, если его будут исключать из школы за неуспеваемость, и тогда, когда мать попросит его сходить на собеседование в другую школу, где она уже договорилась с директором. А в ответ на предложение взрослых, раз он не хочет учиться, хотя бы устроиться на работу этот здоровый лоб поднимет их на смех. Да еще напомнит о правах ребенка, которые родители обязаны соблюдать по закону.

   - Что я с ним сделаю? – устало жалуется женщина. – Из дома не выгонишь, он ведь здесь прописан, грозит в милицию пожаловаться. Мне говорят: «Не корми…» А как? Замок, что ли, на холодильник повесить? А ростом он уже со взрослого мужика. Мне с ним не справиться. Вы спрашиваете, что он делает целыми днями? Полдня спит, потом встает, в компьютерные игры играет, телевизор смотрит. Хорошо хоть его девчонки не интересуют, он в этом плане у нас еще ребенок…

   А вот юноша более старшего возраста. Причем не такой «отвязанный», а более благополучный. Он и школу закончил, и даже в институте отучился. Устроился на работу, прилично зарабатывает. Казалось бы, можно вздохнуть с облегчением: вывели в люди… Но «люди» - это в данном случае громко сказано. Не очень-то похож инфантильный юноша на… есть соблазн сказать «на взрослого», но скажем более откровенно: на человека. Он живет с родителями на всем готовом и при этом не считает нужным отдавать им хотя бы часть зарплаты. Они впрочем, тоже не настаивают, чтобы не обострять отношений.

   - У молодых сейчас совсем другие потребности. Машина нужна. Одежда модная диких денег стоит. А в кафе с девушкой зайти? Вы только посмотрите, какие цены! И отдохнуть нужно по-человечески, в цивилизованном месте. Так что ему на себя-то не хватает. Где уж тут на хозяйство давать?

   Вскоре у сына появляется девушка. Они находятся в близких отношениях, это может длиться год, другой, третий. Но женой он ее не считает. А на робкий вопрос родителей, когда же наконец они вступят в брак, отвечает, что на свадьбу нет денег. Ведь нужно, чтобы все было на уровне: и ресторан, и платье, и свадебное путешествие. А уж про детей нечего и заикаться! Какие дети в наше время? Сперва надо пожить для себя, ведь в жизни так много интересного: пиво, дискотеки, клубы, кино, Интернет, роликовые коньки, бассейн, яхта, теннис. Жизнь похожа на большую песочницу, в которой появляются все новые формочки и совочки. А работать приходится для того, чтобы их оплачивать, поскольку родители этот взрослый набор игрушек обеспечить уже не в состоянии.

   Зато они в состоянии морально поддержать и оправдать своих отпрысков.

   - Куда им детей заводить? Они сами еще дети! Да, мы, конечно, в двадцать пять лет семью имели, и ребенка. Но теперь-то все по-другому. – Тут на родительских лицах обычно появляется растроганная улыбка… - Сейчас в этом возрасте еще никакой ответственности.

   Но где основания полагать, что она когда-нибудь появится? Что это вообще такое – ответственность? Когда человек отвечает за свои поступки? – да, но такое определение пахнет тавтологией. Когда у него развито чувство долга? – безусловно, но тогда надо бы поточнее определить, что такое долг. Лучше, наверное, не спешить с определениями, а вдуматься в смысл.

 

 

Что считать ответственностью?

 

   Кого традиционно считали ответственным человеком? Ведь не того же, кто убирает за собой постель и даже зарабатывает себе на жизнь. Ответственным ребенком называли того, кто нянчил малышей. Ответственным взрослым – берущего на себя все самое тяжелое, самое трудное и неприятное. Скажем, никому в голову не приходило восторгаться ответственностью родителей, выхаживавших своего больного малыша. А что они еще должны были делать? На помойку его, что ли, выбросить? Вот когда своих четверо по лавкам, а еще усыновили ребенка-инвалида – это да, таких людей очень уважали за ответственность.

   Значит, в основе ответственности лежит жертвенная любовь, готовность утяжелить свою крестную ношу, чтобы облегчить ее другому. И чем этот другой от тебя дальше, тем выше уровень ответственности. Иными словами, в низшей точке шкалы – несмышленый младенец, который не в состоянии отвечать даже за себя. А в высшей – Христос, добровольно ответивший Распятием за грехи всего мира.

   В последнее время критерии оценки сильно сместились. Ребенок, который не прогуливает школу и не становится наркоманом, суперответственный. Мать, заботящаяся о сыне-инвалиде, она не просто ответственная, она – героиня, то есть выведена за пределы обычной человеческой нормы. Что же касается самопожертвования ради чужих людей, то здесь сдвиг в оценках уже оборачивается парадоксом. Такие люди воспринимаются современным обывателем как юродивые.

   «Я не святой!» - заявляет обыватель, услышав о подобном случае. А в подтексте звучит: «Я не идиот». Обыватель как бы дает понять, что не имеет к этому никакого отношения. Дескать, пусть городские сумасшедшие делают что хотят, только меня, нормального человека, в это не впутывайте.

   Подытоживая, можно сказать, что эпитет «ответственный» присваивается сегодня человеку, который худо-бедно способен отвечать за себя. Все, что сверх этого, - уже исключение из правил.

   А инфантил даже за себя отвечать не может. Он весь во власти влечений, сиюминутных, по преимуществу низменных желаний. Захотелось покататься на модных аттракционах – украл деньги из папиного кошелька. Захотелось острых ощущений – укололся, и ведь не умер же, потому что «соблюл дозу». Шел на экзамен, но встретил приятелей и обо всем забыл, зато так классно повеселились. Увидел на прохожем прикольную куртку – шарахнул его по голове и снял. Удар, правда, немного не рассчитал – ну, так я же парень накачанный, даром, что ли, в тренажерный зал хожу?..

   Конечно, подобные формы инфантилизма сильно отдают патологией, но когда ее так много, то возникает соблазн расширить границы нормы. Во всяком случае, подобных молодых людей сейчас, как правило, признают вменяемыми.

   А если говорить серьезно, то и описанный выше якобы благополучный юноша тоже не отвечает за себя. Ведь эгоцентрическое поведение атомизирует человека, отделяет его от других. А человек атомизированный может существовать, только пока он полон сил. Когда же с ним что-то случается – болезнь, катастрофа, старость, - он без поддержки извне уже не выживет. Ну и где хваленая ответственность? Не отзываясь на тяготы родных и друзей, отказываясь от бремени семьи, ответственности за детей, судьбу своего народа и Отечества, современный человек не смотрит даже на два шага вперед и обрекает себя на полную беззащитность в критических обстоятельствах.

 

 

Цели и задачи инфантилизации

 

   Может возникнуть вопрос: зачем поощрять безответственность и инфантилизм, ибо только очень невнимательные или не очень честные люди могут считать, что инфантилизм распространяется в обществе стихийно, сам по себе, без малейших усилий с чьей либо стороны. Если стихийно то наши города не были бы наводнены идиотскими и непристойными молодежно-подростковыми журналами, газетами, книгами. Не работали бы на отупление юношества целые телеканалы. В школах не сокращали бы часы, отведенные на изучение литературы, а из программы не выбрасывали бы произведения, раздирающие душу, заменяя их прямо противоположными.

   Так все-таки зачем государству растить инфантилов? Ведь сколько нам не твердят о коммерческих интересах, выгоде, прибыли, якобы теперь подчинено все на свете, мы-то с вами еще не окончательно впали в детство и понимаем, что дело не в коммерции (уж во всяком случае, не в ней одной!), а в определенной направленности государственной политики. Да коммерциализация жизни – это тоже государственная политика.

   Конечно, одна из очевидных задач государства, насквозь пропитанного интересами бизнеса, - воспитание идеальных потребителей, и тут инфантилы нужны позарез. Кто хочет того, другого, третьего и всего сразу и не в состоянии задуматься, нужно ли ему это в действительности? Кто падок на все новое, яркое вкусное? Кому быстро надоедает купленная игрушка, которая еще вчера казалась пределом мечтаний? Кто легковерен, у кого не развито критическое мышление? В ком еще так много физиологии, что он не в состоянии обуздать свои потребности и с ним бессмысленно говорить об аскетизме? С кем можно затеять игру в «две покупки – третья бесплатно», или в «дисконтную карту для постоянных покупателей», или «в стопроцентные скидки только сегодня и только для вас»? Конечно, с ребенком. Но с таким, у которого взрослые аппетиты и взрослая возможность распоряжаться средствами.

   Однако коммерческий расчет – это лишь первый и совсем не главный слой. Куда более важнее задача сокращения численности населения. И тут нет никакого противоречия. Идеологи общества потребления очень боятся, что потребителей станет слишком много, ведь ресурсы Земли ограничены и на всех может не хватить. Поэтому с начала 60-х гг. ХХ в. в мире была взята на вооружение политика скрытого геноцида, этакое неомальтузианство. Людей, с одной стороны, стали всячески ориентировать на малодетность, а с другой – создавали условия для «выбраковки» населения. Чтобы человек слабовольный, или попавший в тяжелые жизненные обстоятельства, или не находящий выхода из внутренних противоречий якобы по собственному желанию разрушал свое здоровье и умирал раньше времени. Именно по этому с середины ХХ в. в мире происходит последовательная либерализация законов, связанных с наркотиками, проституцией, половыми извращениями. Именно по этому так бурно развиваются табачно-алкогольная и порноиндустрия. Именно поэтому изобретаются новые чудодейственные лекарства с массой побочных эффектов и пищевые добавки, которые потом оказываются ядовитыми. А настойчивая пропаганда компьютерных игр, от которых портится зрение, разрушается психика, возникают сердечнососудистые заболевания? А массовое производство продуктов питания, содержащих канцерогены? А оголтелая пропаганда высокотравмотичных видов спорта? А романтизация уголовного образа жизни и фактическое поощрение преступности, поскольку она либо совсем ненаказуема, либо наказуема ничтожно по сравнению с содеянным?

   Понятно, что инфантилов гораздо легче одурачить, и заманить в ловушку. Такие люди, губя свою жизнь, не только не будут этого осознавать, но и еще будут уверены, что жизнь у них лучше некуда. Ну а те, кто впишется в новую реальность – назовем их «благоразумными инфантилами», как мы показали выше, тоже нежизнеспособны. Вернее, нежизнеспособны в традиционном обществе, поскольку там сильны родственно-дружественные связи и человеку без поддержки близких выжить чрезвычайно трудно. А вот глобалистскому – антитрадиционному – обществу, для которого и растятся инфантильные граждане, прочные человеческие связи совершенно не нужны. Ему нужны «свободные атомы», которые на самом деле будут полностью зависимы от системы социальных служб и без них уже не смогут существовать. А раз так, то они должны быть стопроцентно лояльны к глобалистскому режиму, но опять-таки подаваться это будет не как открытое принуждение, а свободный выбор.

   Целенаправленное разрушение традиционных человеческих уз происходит уже довольно давно. Ведь глобалистский проект родился не сегодня и не вчера. Кардинальный перелом, конечно, произошел в ХХ в., когда сторонники этих идей стали создавать в разных странах условия для разрушения крестьянских общин и большой многопоколенной семьи. Какое-то время, правда, казалось, что развитие человеческой цивилизации идет по двум противоположным направлениям: капиталистическому и социалистическому. Но к концу столетия обнаружилось, что обе социально-экономические модели исчерпали себя, и сейчас речь идет не о неком едином постиндустриальном обществе. Обществе, для которого отчуждение людей друг от друга постепенно становится нормой. Особенно ярко это проявлено в так называемых развитых странах Запада, хотя элементы нового жизненного уклада есть в любой, даже самой отсталой с точки зрения глобалистов стране. Фактически все самое важное в жизни человека происходит вне дома и вне семьи. Рожают цивилизованные люди в медицинских учреждениях. Умирают, как правило, тоже. Да и в промежутке между этими эпохальными событиями в основном находятся не в семье. Ясли, детский сад, школа, институт, служба, дом престарелых… Невозможно забыть, с какой гордостью немцы, с которыми мы общались в Германии, демонстрировали нам эти старческие приюты всех мастей и уровней. Дома престарелых были на каждом шагу: для богатых, для средних, для бедных. А ведь у большинства стариков имелись родственники, которые вполне могли их содержать и за ними присматривать!

   - Не в этом дело, - объясняли нам немецкие знакомые. – Главное, чтобы человек был свободен! Наши родители в этих домах чувствуют себя свободными, независимыми. И мы тоже ничем не связаны. Так лучше для всех…

   Но в те редкие часы, когда современная семья собирается дома, люди почти не общаются, уткнувшись в телевизор. Во многих семьях чуть ли не в каждой комнате стоит по «ящику», чтобы не возникло ссор: пусть один член семьи спокойно смотрит футбол, а другой наслаждается сентиментальным сериалом или пикантным ток-шоу.

   Скольких родителей уже удалось убедить в том, что они ровным счетом ничего не смыслят в собственных детях, не умеют их воспитывать, ни даже любить и должны руководствоваться исключительно советами специалистов! Мы видим это на своих психологических занятиях. В начале 90-х многие родители вообще не понимали, зачем им психологи, и обращались за помощью только в случае действительно серьезных поведенческих отклонений. Теперь же хотят получить советы на все случаи жизни. Ребенок спать днем не любит – на прием к психологу. Бабушке грубит – без специалиста не разобраться. Ссорится с младшим братом: «Подскажите, что делать – ребенок не управляем!» Нам, наверное, радоваться надо прибавлению клиентов, но вообще-то радостного тут мало: подобные тенденции свидетельствуют о том, что уровень безответственности в обществе сильно повысился.

   А посмотрите, с какой настойчивостью взрослых дядей и теть втягивают в разнообразные игры! Телевикторины, телеконкурсы, телесоревнования – передачи, в которые вкладываются безумные деньги. Бесконечное количество компьютерных игр. Придешь иногда к кому-нибудь на работу и видишь: несколько здоровых, солидных мужчин так сосредоточенно вглядываются в экран и нажимают кнопки, как будто от их следующего хода зависит судьба человечества. А груженные продовольственными пакетами матери семейства, которые, дорвавшись до места в городском транспорте, тут же достают кроссворд или используют игровые возможности сотового телефона?

   Оппозиционеры левого толка скажут, что это старый, проверенный способ отвлечения людей от классовой борьбы. Да, без сомнения. Но параллельно это еще и действенный способ инфантилизации взрослых, создание общества великовозрастных оболдуев, которые, даже если узнают, что мать при смерти или ребенок попал под машину, не сдвинутся с места, пока не пройдут очередной уровень компьютерной игры.

 

 

Развращенные дети

 

   Тут, пожалуй, настало время вернуться к понятию ответственности. К тому, что лежит в основе этого качества. Что заставляет человека ответить на боль другого? Ну конечно же сострадание, милосердие, любовь. Да, именно любовь – вот что порождает ответственность. Вот что велит взять на себя чей-то груз, помочь. Свою ношу утяжелить, чтобы облегчить другому. По мере взросления человек научается этой сострадательной любви. Так взрослеет его душа. Ответственность – один из главных признаков полноценного развития души. Это одна из важнейших характеристик нормального взрослого человека. Легко выстраивается и другая цепочка: рост инфантилизма – увеличение безответственности – оскудение любви.

   Христиане давно предупреждены, что в последние времена «во многих охладеет любовь» (Мф. 24: 12). Этот предапокалиптический признак сейчас отмечают многие. «Зло и грех на земле распространяются все больше и больше, - пишет выдающийся православный мыслитель нашего времени архимандрит Рафаил (Карелин), - ад захватывает своей бездонной пастью все новые и новые жертвы. Любовь, которая объединяет людей, оскудевает и уменьшается, как источники среди жгучих песков пустыни» (Архимандрит Рафаил (Карелин). Падение гордых. М., 2000. С. 107).

   Выходит, пропаганда инфантильного образа жизни имеет и , скрыто – демонический смысл? Ведь если Бог есть любовь, то понятно, кто больше всех заинтересован в ее оскудении.

   Причем «заинтересованное лицо» и на сей раз использовало свой избитый трюк. Христос призывал обратиться и быть как дети (Мф. 18: 3). И на первый взгляд современное общество костьми легло, чтобы выполнить этот завет. Старики ходят в коротких штанишках-шортах, бабушки требуют, чтобы внуки называли их уменьшительными именами: Лена, Катя, Ляля. Все хотят быть детьми, никто не хочет стареть. Да и подростково-молодежному инфантилизму потакают, бессознательно желая продлить собственную молодость. Ведь пока твой ребенок не повзрослел, ты вроде как тоже не старишься.

   Но детей отличает прежде всего чистота, и именно к сохранению детской чистоты, целомудрия, невинности призывал Спаситель. Об этом просят и родители в молитвах о детях: «Сохрани их сердце в ангельской чистоте», «не попусти их впасть в нечистоту и нецеломудрие».

   А эти-то качества как раз и вытравливаются всеми силами из современной жизни. Государства, согласившиеся на глобалистское переустройство мира, старательно растлевают детей прямо с пеленок. Во многих развитых странах секс-просвет входит в обязательную школьную (а то и детсадовскую!) программу. Под лозунгом свободы слова блокируются попытки защитить детей от непристойной информации. Извращенцы получают все больший доступ к ребенку, а назначенные властью эксперты подводят под это обширную теоретическую базу.

   Общественное сознание, конечно, меняется не так легко, как государственная политика. Но и в нем, к сожалению, произошли значительные подвижки. Инфантилизация взрослых свое дело сделала. Родители весело хихикают, видя на прилавках кукол с гениталиями. И даже могут купить их детям. Про непристойные подростковые журналы, которые выходят огромными тиражами и покупку которых оплачивают те же родители, нечего и говорить.

   А вдумайтесь в смысл расхожего утверждения: дескать, что уж так ограждать детей от якобы недетской информации? Они еще и не то знают, нам сто очков вперед дадут!

   То есть чистота уже не считается неотъемлемым свойством детства, а ее поругание – трагедией. Скорее наоборот, в подобных высказываниях звучит затаенная гордость. Вот какие они шустрые, наши новые детки!

   Да, не проходит даром бесконечное пребывание в информационной помойке. Христианская суть понятия детства вылущена, осталась оболочка. И в эту оболочку методично вкладывается прямо противоположное содержание. Развращенные дети, до гроба играющие свои нелепые, жестокие, безумные игры, это уже не люди как образ Божий, а, без преувеличения можно сказать, бесоподобные существа. Так что, потворствуя инфантилизму, способствуя задержке (а то и остановке!) развития детских душ, мы своими руками приближаем, конечно, временное, но от этого не менее страшное торжество антихриста.

 

 

 

ДУХОВНЫЙ

ДЕТДОМ

 

   Бывают слова ключевые, открывающие новую смысловую теорию. А бывают, если воспользоваться другой метафорой, словесные задвижки. Сказал – и закрыл дискуссию. Даже размышления на заданную тему будто затворил. К таким «задвижкам», на наш взгляд, можно отнести клише «конфликт отцов и детей».

   Пятилетний ребенок говорит матери «заткнись»?

   - Подумать только! – Растроганная улыбка. – Уже проявляется конфликт отцов и детей!

   Подросток не приходит домой ночевать?

   - Ничего удивительного! – Снисходительно-знающая улыбка. – Это ж переходный возраст, неизбежное обострение конфликта отцов и детей!

   Юноша убил отца?

   - М-да… - Беспомощная улыбка со вздохом. – В наше время конфликт отцов и детей принимает опасные формы. – И утешительный довесок: - Что делать? Сейчас такое по всему миру…

 

 

Одичавшая территория

 

   А что если все-таки приложить некоторые усилия и отодвинуть засов? Войти на порядком одичавшую территорию и заняться своеобразной прополкой, выдернуть хотя бы два-три крупных лопуха?

   Лопух первый: конфликт отцов и детей существовал всегда.

   Однако такой глобальный конфликт непременно оставил бы заметный след в обычаях, традициях, особенностях жизненного уклада, был бы отражен в свидетельствах историков, этнографов, в художественной литературе.

   А там отражено нечто абсолютно противоположное. Русские крестьяне на протяжении многих веков жили большой семьей, объединявшей несколько поколений. Женатые сыновья могли, конечно, отделиться, но далеко не все стремились это сделать. Под Иркутском есть этнографический музей «Тальцы», и, побывав там, мы убедились, что даже на рубеже XIX-XX вв. отцы, женатые и неженатые дети, деды и прадеды жили одним, совсем небольшим, по нашим меркам домом.

   А в качестве более просторного зажиточного дома экскурсантам показывают избу из двух половин. В каждой по горнице и кухне. Но даже здесь распределение было не такое, что на одной половине жили старики, а на другой молодые. Нет, вторая половина была парадной – для праздников и гостей. А на первой уживалось 20-25 человек! Летом, правда, женатая молодежь получала возможность уединиться в клетушках на сеновале, нос наступлением холодов семья опять собиралась в горнице.

   И так, с небольшими поправками и модификациями, жили по всей России. Прагматическими причинами (скажем нищетой или нежеланием делить землю) это объяснить нельзя. В отдельных случаях, когда женатый сын, овдовевшая невестка или взрослая незамужняя девица желали самостоятельности, им выделялась часть земли, строился дом, оставлялась доля скота. Причем это могли себе позволить даже крепостные крестьяне!

   «Вот, например, в крепостной еще деревне Ярославщины (80-е гг. XVIII в. – Авт.) сноха Маремьяна Яковлева ушла с сыном из дома свекра. По утвержденному миром договору свекор выделил ей и внуку часть надельной и часть купленной земли и, кроме того, долю хлеба, одежды и двух коров. Такие решения были нередки» (Громыко М. М.., Буганов А. В. О воззрениях русского народа. М., Паломникъ, 2000. С. 348).

   «В 1781 г. в Никольской вотчине братья Тякины, разделяя родительский дом между собой, решили сестре и тетке, если они пожелают жить отдельно, из «общего капитала» выстроить на своей земле «келью с особливым покоем» и «наградить» скотом, хлебом и платьем «без всякой обиды»; «В 1796 г. братья Федоровы обязались обеспечить сестру «кельей», зерном и деньгами. В 1812 г. братья Ивановы, исполняя волю покойного отца, обеспечивали самостоятельное существование сестры Пелагеи кельей, коровой, запасом зерна и 150 рублями и т.д.». (Александров В. А. Семейно-имущественные отношения по обычному праву в русской крепостной деревне XVIII – начала XIX в. // История СССР. М., 1979, № 6. С. 47-48).

   В общем, обрести отдельную «жилплощадь» в стране, столь богатой лесом, не составляло особого труда.

   А теперь подумаем: могло ли так быть, что большая, в несколько поколений семья, пребывая в постоянном конфликте отцов и детей и при этом будучи в состоянии расселиться, продолжает из века в век жить под одной крышей? С психологической точки зрения это немыслимо. Посмотрите, во что превращается жизнь семьи, состоящей всего-то из трех человек, обитающей в двух-трехкомнатной городской квартире, когда у родителей возникает конфликт с сыном-подростком. Сколько бывает ссор, скандалов, криков, слез, взаимных обвинений и проклятий! А в старину детей было по 5-6 человек. Это ж на сколько фронтов должны были воевать их отцы? Да еще бороться со своими отцами! А те, если в семье были живы прабабушки и прадедушки, со своими… Но в такой обстановке все или хотя бы через одного, по выражению персонажа из комедии «Горе от ума», «спрыгнули с ума» и зарубили бы друг друга топорами.

   И у древних иудеев не было никакого конфликта отцов и детей. Наоборот, в Ветхом Завете, в котором ничего не рассказывается просто так, для красного словца, даны примеры покорности родителям даже до смерти. Один пример общеизвестен. Исаак безропотно подчинился своему отцу Аврааму, который, в свою очередь, подчиняясь Отцу Небесному, связал его, положил, как агнца, на жертвенник и уже занес над ним нож. Никаких попыток освободиться не делал приготовленный к закланию Исаак. А когда Господь его помиловал, не попрекал отца и тем более не мстил ему, но продолжал жить в мире с Авраамом до самой его смерти.

   Вторую, не менее яркую библейскую историю помнят не все. Собираясь на войну с аммонитянами, будущий судья Израиля Иеффай дал обет в случае победы принести в жертву то, что первым выйдет из ворот его дома ему навстречу. Конечно, он не предполагал, что первой выйдет его единственная дочь, которая спешила приветствовать отца-победителя. Вот что ответила она, когда отец в горести сообщил ей о своем ужасном для нее обете: «Отец мой! Ты отверз уста твои перед Господом – делай со мной то, что произнесли уста твои, когда Господь совершил через тебя отмщение врагам твоим аммонитянам» (Суд. 11: 36). Так же как Исаак, дочь Иеффая даже не думала убежать, хотя возможность у нее была: отец отпустил ее на два месяца в горы оплакать ее девство.

   А каким грозным предостережением звучит евангельская история блудного сына! Собственно говоря, весь криминал состоял в том, что сын попросил свою долю наследства как бы авансом, при живом отце, и распорядился деньгами по своему усмотрению. По либеральным меркам, он не совершил ничего предосудительного. Даже наоборот, поступил так, как учат поступать детей в современной школе на уроках граждановедения: четко знать свои права, в том числе и на свою долю семейного имущества – жилплощади, столового серебра, сбережений. Ну а уж то, как ребенок распорядится личными деньгами, вообще никого не должно касаться. Сейчас порой и дошколята имеют карманные деньги (в иных семьях немалые!), и родители не считают себя вправе вмешиваться в траты своих чад. Это собственность, с которой дети вольны делать, что им заблагорассудится.

   В библейские же времена поведение блудного сына считалось чем-то немыслимым, из ряда вон выходящим. Ненормативность  поступка подчеркивается еще и тем, что он был младшим. Теоретически старший сын хотя бы в силу возраста имел больше прав на самостоятельность, но тот вовсе не стремился отделиться, а оставался в родительском доме и работал на отца.

   Бунт сына карается ужасно. Причем не отцом, а самим Богом. Отец-то как раз отдал сыну все, что тот просил. На чужой земле независимому юноше пришлось работать свинопасом – занятие немыслимое для иудея. Более того, он готов был есть со свиньями из одного корыта, то есть оскверниться так, как, наверное, не осквернялся ни один его соплеменник, ведь свинья считалась нечистым животным. Но даже к свиному корму он не был допущен.

   А помните, что сказал отец, когда раскаявшийся сын вернулся наконец домой? «Сын мой был мертв и ожил» (Лк. 15: 24). Выходит, то, что теперь так равнодушно называется «конфликтом отцов и детей», считалось преступлением, приравнивающимся к смерти!

   Но вернемся в Россию, где означенный конфликт возник хотя и значительно позже, но тоже не вчера. В начале XIX в. А. С. Грибоедов в своей комедии «Горе от ума» лишь слегка коснулся этой темы. Причем у него показан не конфликт поколений, а конфликт поколений, а конфликт отдельной прогрессивной личности с ретроградным обществом, которое, в том числе, включает и его родственников (Молчалина, Софью). Грибоедов недвусмысленно дает понять, что Чацкий одинок в тогдашней России. «Ах, Боже мой! Он карбонарии!» - восклицает Фамусов, четко позиционируя Чацкого как революционера, бунтовщика, члена какого-то тайного общества.

   А вот И. С. Тургенев в «Отцах и детях» уже показал конфликт поколений. Хотя опять-таки не тотальный. Базаров – представитель маленького кружка разночинной молодежи. Разночинцы вообще сыграли огромную роль в разжигании конфликта поколений. Причем зачастую все начиналось с бунта не против «отцов», а против конкретного собственного отца. Такие известные бунтари, как Чернышевский и Добролюбов, бунтовали против отцов священников и, соответственно, против того, чему отцы их учили. Впрочем, любой концептуальный бунт, как правило, начинается с личных претензий и амбиций.

   К концу XIX в. ситуация заметно усугубилась, и это тоже нашло свое отражение в русской литературе. Чеховский студент Петя в эйфории приветствует рубку вишневого сада, символизирующую разрыв с прошлым, с поколением отцов. Захлебываясь от восторга, он говорит о новых людях, которые будут строить новую прекрасную жизнь. И чувствуется, что за Петиными речами стоят уже не отдельные нигилисты, а организованное множество. Действительно, к началу ХХ в. слово «студент» стало в России чуть ли не синонимом революционера. А поскольку в университетах учились люди молодые, конфликт поколений был уже налицо. Но возник-то он, как видите не в глубокой древности, а сравнительно недавно, в новые времена.

   Лопух второй: конфликт отцов и детей – неотъемлемая характеристика именно нового времени.

   - В глубокой древности много чего было хорошего, - скажет читатель, - было, да сплыло. Мы-то живем в новые времена, и отношения у нас соответствующие! Мне тоже не нравится, когда мои подросшие дети меня не слушают и считают идиотом. Но что толку роптать, если иного нам, сегодняшним людям, не дано?!

   Так или примерно так рассуждает большинство людей. Можно даже сказать, что это некая новая аксиома. Но не кажется ли вам, что сейчас слишком многое принято подавать как аксиому и что таким образом создается невнятный запрет на мышление? А мышление включить в данном случае очень даже интересно. Вот аксиома кажется еще одним лопухом, который заглушает росток истины?

   Обратимся к истории ХХ века. К 1917 г. противостояние поколений, пожалуй, достигло своего апогея. Хотя лидеры революции были самого разного возраста, в том числе и из поколения отцов, основной массив ниспровергателей старой жизни все же составляла разогретая мировой войной молодежь. А когда ниспровергаешь, необходимо совершить отрыв от старших. Ведь именно они останавливают, пытаются урезонить, говорят: «Не надо так ребята! Что же вы, как варвары, все крушите, ломаете? Деды ваши строили, пот и кровь проливали, а вы… Разве так можно?»

   «Во времена органические и, следовательно, бездемагогические, - пишет в книге «Народная монархия» И. Л. Солоневич, - нация, общество, государство, - отцы говорили юношам так: «Ты, орясина, учись, лет через тридцать, Бог даст, генералом станешь и тогда уж покомандуешь, а пока – цыц!» В эпохи же революционные, то есть в частности, демагогические, тем же юнцам твердят о том, что именно они являются солью земли и цветом человечества и что поколение более взрослое и умное есть «отсталый элемент». Именно эта демагогия и вербует пушечное мясо революции» (Солоневич И. Л. Народная монархия. Феникс, 1991. С. 380-381).

   Пока длилась революционная эпоха, конфликт отцов и детей воспроизводился в каждом следующем поколении. Снова процитируем Солоневича: «Русская интеллигенция – и революционная и контрреволюционная – почти в одинаковой степени рассматривала себя как последнее слово русской истории – без оглядки на прошлое и, следовательно, без предвидения будущего. Каждое поколение прошлого и нынешнего века ломало или пыталось сломать все идейные и моральные стройки предыдущего поколения, клало ноги на стол отцов своих и не предвидело той неизбежности, что кто-то положит ноги свои на его стол. Базаров клал ноги на стол отцов своих, базарята положили <бы> на его собственный. Ибо если вы отказываете в уважении отцам вашим, то какое имеете вы основании надеяться на уважение со стороны ваших сыновей?» (Там же. С. 405.)

   Но потом, когда революционный ураган утих и сопротивление было сломлено, потребовалось упрочить «завоевания революции». Тогда социалистическое государство оказалось очень даже заинтересовано в стабильности и приложило максимум усилий к консолидации общества. Антагонизм отцов и детей канул в прошлое, сделался иллюстрацией жизни при «проклятом царизме». Какой конфликт мог быть между отцами-рабфаковцами и детьми-студентами советских вузов, между отцами-победителями в Великой Отечественной войне и детьми-целинниками? Они вместе строили светлое будущее, и эта гармония поколений утвердилась в формуле «молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет».

   Казалось бы, совсем недавно, только что идеология была прямо противоположной. Стариков, и не просто стариков, а классиков (то есть наилучших стариков), сбрасывали с корабля современности, а тут вдруг раз – и почет! (Естественно, не всем, а лишь тем, кого революционные бури обкорнали по нужным меркам.) Так было и в 40-е, и в 50-е гг. И даже в 60-70-е, что бы нам ни рассказывали сейчас ангажированные мемуаристы о массовом недовольстве молодежи той жизнью, которую построили их отцы и деды, - даже тогда конфликты в основном носили частный и локальный характер. Родители могли возмущаться тем, что дочь носит слишком короткую юбку или что сын не захотел пойти по стопам отца, не захотел учиться на технолога, а подался в художники или не стал поступать в институт, а пошел в армию. Диссидентские настроения были достоянием чрезвычайно узкого круга людей, преимущественно в столицах. У диссидентствующей молодежи, конечно, возникали нешуточные конфликты как с собственными отцами, так и с «отцами-основателями».

   Кто-то, может быть, возразит, что согласие с отцами в лояльности к власти и ее установлениям было трусливым лицемерием. Но сейчас-то бояться некого. Скорее, наоборот, выгодно рассказывать о своих протестных настроениях в годы советской власти. Почему же мы сегодня нередко слышим от тех, чья юность пришлась на 70-е гг., что они вполне искренне верили в советскую идеологию, искренне работали на советское государство, искренне вступали в партию? Что это чистая правда, мы знаем и по собственному опыту, так как принадлежали к жалкому меньшинству недовольных и чувствовали себя очень одинокими в среде сверстников. И в институте, и позже, в среде сослуживцев.

   Но настало время перестройки, которую ее апологеты ласково и лживо поименовали «бархатной революцией». И средства массовой информации стали стремительно ковать племя юных бунтарей. Какие только ярлыки не навешивались на старшее поколение: «рабы», «совки», «коммуняки», «красно-коричневые», «коммунофашисты»! А молодежи усиленно навязывался комплекс жертвы. Помните, сколько шума было создано вокруг перестроечного балтийского фильма «Легко ли быть молодым»? Как все уши прожужжали про его гениальность? Хотя само название-вопрос содержит в себе провокацию. Молодость традиционно считается лучшей порой в жизни человека. Здоровье, сила, красота, любовь, дружба, путешествия, ожидание от жизни счастливых сюрпризов – все это принято ассоциировать с молодостью. Фильм же переворачивал все с ног на голову. Пьянство, депрессии, разочарованность, наркомания – словом, один закоулков молодежного житья предстал в фильме в качестве центрального проспекта. Ну и естественно, во всем были виноваты старшие, которые довели несчастное молодое поколение до такого кошмара.

   Этот фильм был ярким, но отнюдь не единичным примером разжигания розни между поколениями. Как по милицейскому свистку, вдруг принялись плодиться рок-ансамбли и прочие

«неформалы», которым подозрительно легко строгая советская власть давала угнездиться в подвалах, клубах, чуть ли не в райкомах партии. И все они доверчиво повторяли за хитрыми политтехнологами (хотя на излете СССР это слово было еще не в ходу), что их затирают, что у молодежи нет будущего, что проклятые геронтократы заняли все места и никогда их не освободят.

   Тема геронтократов вообще пришлась по сердцу многим нашим согражданам, не только «неформалам». Вся страна потешалась над членами Политбюро. Недостатки их правления как-то очень ловко и умело были сцеплены в средствах массовой информации со старостью. Выходило, что все дурное и даже преступное случилось в нашей стране не потому, что на безбожии и крови не построишь ничего путного, а потому, что на руководящих постах окопались старики. Такой перевод стрелки на людей преклонного возраста как на главный источник зла помог не только рок-певцам, но и младшим научным сотрудникам выбиться в люди. Недаром перестройку в народе метко окрестили «революцией мэнээсов». Распаленные завистью и эгоизмом, молодые начала 90-х настолько потеряли голову, что не смогли сделать элементарный перенос, не подумали, в какой ситуации окажутся они сами через 10-15 лет. Теперь они с негодованием говорят о возрастном цензе при приеме на работу и о наглой молодежи, которая только и думает, как подсидеть «знающего, опытного сотрудника».

   Все же это, наверное, было каким-то массовым умопомрачением, если не беснованием, - то, что творилось в начале 90-х… Только помрачением рассудка можно объяснить такую мерзость, такой позор, как избиение молодыми милиционерами стариков-ветеранов, вышедших на демонстрацию 23 февраля 1992 г. Ну, эти, предположим, могли еще оправдывать свое скотство тем, что получили приказ. Но ведь и без всякого приказа тогдашняя молодежь не стеснялась упрекать старых фронтовиков в том, что они… выиграли войну! «Победили бы немцы, так была бы нормальная, цивилизованная жизнь, - бесстыдно заявляли они. – И пиво было бы классное, и сосиски качественные, а не как наши – из туалетной бумаги!»

   Итак, на примере двух исторических переломов в России – начала и конца ХХ в. – мы с вами видим, что конфликт между поколениями есть признак не вообще нового, а революционного времени.

   Наверное, кому-то из читателей снова захочется возразить: дескать, перестройка (а на самом деле, конечно, революция, хотя и вовсе не «бархатная», судя по количеству жертв!) давно закончилась. Почему же сейчас чуть ли не дошкольник норовит обвинить родителей в том, что они его не понимают и недооценивают (претензия, еще недавно характерная для подросткового возраста). Ну а уж многие подростки вообще считают, что в современном мире «все другое», что все старое – это «отстой» и предки отстали навсегда. Словом, молодежь продолжают науськивать на старших. Ну и причем тут революция?

   Погодите, прополка не окончена! Еще один маленький лопушок.

   Лопух третий: революция тут ни при чем, тем паче что она давно завершилась.

   Совершенно верно, юное поколение продолжают восстанавливать против взрослых. Иногда прямо диву даешься: откуда ребенок это взял? Ведь он телевизор не смотрит, подростковых журналов не читает (хотя кто это может проверить?). А говорит как по писаному, готовыми клише: и о конфликте поколений, и о правах ребенка, и о новых ценностях. Воздух, что ли, этим пропитан?

   Воздух не воздух, а среда, в которой обитают современные дети, конечно, пропитан духом протеста против старших. Ну хорошо. Ваш сын не смотрит телевизор. А другие-то смотрят! И читают. И слушают. Да сейчас даже школьные учебники провоцируют подростковый бунт! Открываешь учебник граждановедения – и видишь карикатуру: мегера мать пытается отлупить сына. А в конце параграфа вопрос: нарушает ли права ребенка наказание ремнем? Объяснят школьнику и какие он имеет права на жилплощадь, на семейное имущество и, конечно, на информацию. (В последней сейчас недостатка не наблюдается, особенно по части того, чем стоит заняться, «когда родителей нет дома» - так называлась одна из рубрик злополучного журнала «Cool».)

   Да что граждановедение! В самом обыкновенном учебнике английского языка для массовых школ (Перегудова Э. Ш., Черных О.В. Английский язык: Учебник для 8-го класса. М., просвещение, 2003) легко обнаруживаются такие, например, «полезные» упражнения. Детей спрашивают: «Что говорят твои родители, когда ты их огорчаешь?» Затем предлагают несколько готовых выражений:

   -You need a short lesson! (Нужно хорошенько тебя проучить!)

   - I won’t stand any nonsense! (Не хочу слушать этот бред!)

   - I’m saying thats final! (Я сказала – и все!)

   - I’ve had enough of you and your friends! (С меня хватит и тебя, и твоих друзей!)

   - Shut up! (Заткнись!)

   Потом снова спрашивают: «Когда твои родители выражаются таким образом?»

   Спросим и мы: как вы думаете, способствуют такие языковые тренинги укреплению детско-родительских связей?

   Да, в детях не перестали сеять неприязнь к родителям. Это правильное наблюдение. Ошибка в другом. Революция не закончилась. Она продолжается, потому что сокрушение социалистического государства было отнюдь не конечной, а лишь промежуточной ее целью. В перестройку важно было дискредитировать стариков – приверженцев социалистических ценностей, этаких Нин Андреевых. Сейчас компания по дискредитации распространилась на всех взрослых. В том числе и на достаточно молодых преуспевающих родителей, которых никак не заподозришь в симпатиях к социализму. Напротив, они вполне лояльны к новой жизни. В чем же дело? Да в том, что большинство взрослых, независимо от политических убеждений, являются носителями семейного уклада. А семья невыгодна идеологам и воротилам общества потребления. Семья – это общий котел, общий дом, общая машина, общая дача, множество общих предметов. Гораздо выгоднее иметь дело с одиночками – больше можно продать кастрюль и телевизоров.

   Но есть еще более важная цель. Это разрушение традиционных ценностей и представлений, установок и норм – в общем, всего того, что принято называть культурной традицией и  образом жизни. Культурная традиция всегда передается из рода в род, от старших к младшим. На этом, собственно держится целостность народа. Оторвите младших от старших, а еще лучше – восстановите их друг против друга, и распадется культура. А значит, погибнет народ.

 

 

Рассадник блудных сыновей

 

   Вот мы и подошли, вырвав по дороге три лопуха, к заветной цели затянувшейся революции. Настолько затянувшейся, что ее хочется назвать хронической. Социализма давно и в помине нет, а нам все твердят про необходимость реформ и про то, что Запад чрезвычайно обеспокоен, как бы мы не свернули с единственно верного пути. С того, по которому идет весь цивилизованный мир и который должен привести в некое унифицированное общечеловеческое пространство, населенное людьми без роду без племени. Этакими одинокими кочевниками, совершенно свободно перемещающимися по свету, сегодня живущими тут, завтра (если позволят средства)… даже не скажешь «в другой стране», так как стран не будет, а просто в другой точке земного шара. Ни к кому и ни к чему не привязанными блудными сыновьями, которые никогда не вернутся в отчий дом. И потому, что их научили понимать свободу как полную вседозволенность, «отвязанность» (неспроста это словечко сделалось таким значимым в молодежном жаргоне), и потому, что трудно считать домом отчим, если отец покинул его задолго до сына (разведенных родителей-то сейчас чуть ли не 50%). Или в доме вообще не было отца. А у некоторых и матери, а вместо отчего дома – приют, интернат или вокзал. И даже когда отец с матерью есть, так ли уж хочется вернуться в дом, от которого тебя поспешили отлучить, уведя в ясли, в сад, в школу с продленкой? Фактически брошенных детей сейчас гораздо больше, чем нам докладывают в самых пугающих сводках.

   Подумайте: когда духовные связи отцов и детей так основательно подорваны, не экономическая ли зависимость от старших часто удерживает младших от полного разрыва? И, не провоцирует ли этот разрыв, молодежи предоставляют лучшие рабочие места, более высокую зарплату, а детей ориентируют на как можно более раннюю экономическую независимость? Заметьте: не на помощь родителям, а на независимость от них.

   В нашей стране это пока проявлено не столь полномасштабно, как на Западе, где блудный сын может не просить заранее свою долю наследства, потому что он вполне в состоянии себя обеспечить и ему нет нужды возвращаться, потому что он сыт. Тут, пожалуй, нелишне напомнить, что евангельского блудного сына домой привел именно голод. Не чувство долга, не тоска по отцу, не угрызения совести, а самый натуральный животный голод. Конечно, в евангельских притчах есть и иносказательный смысл, но не стоит пренебрегать и буквальным. Тем более что в данном случае буквальный смысл нисколько не противоречит духовной трактовке поведения юноши. Грех отчуждает человека от Бога. Чем больше грехов, тем слабее духовное начало, тем громче заявляет о себе плоть, животные инстинкты, которые возрастают и крепнут на грехах, как на навозе. Поэтому мотив возвращения блудного сына дан очень точно. Плотяного человека и можно пронять только таким грубым воздействием на базовые потребности.

   Юность – это как раз время наибольших соблазнов, наибольшей опасности пуститься во все тяжкие. А уж если родителей рядом нет и ты от них экономически не зависишь, тогда вообще никаких преград! Русской культурной традицией эта опасность учитывалась. Не только в глубокой древности, но еще в середине XIX в. самовольное отделение неженатого сына было для крестьян чем-то немыслимым, из ряда вон выходящим. По свидетельству этнографов, в Ярославской губернии «сын не может оставить отчий дом произвольно: отец, если сын вздумает идти самовольно на заработки, всегда может заявить волостному правлению, чтобы сыну его не давали паспорт; если сын уйдет жить в другой дом, то отец имеет право требовать от него себе на содержание» (Цит. по кн.: Громыко М. М. О воззрениях русского народа. М., Паломникъ, 2000. С. 358). А когда в такой же местности родители отправляли взрослых неженатых сыновей, обычно от 16 лет до 21 года, на заработки, парни, которых называли «отходниками», должны были все заработанные деньги присылать домой. Иначе родители могли вытребовать сыновей назад.

   Когда мать с отцом достигали преклонного возраста, совершеннолетние дети обязаны были «покоить и ухаживать за родителями в их старости, давать им приличное содержание и всегда оказывать им почтение и повиновение» (Там же. С. 359). В обязанности детей также входило «честно похоронить» родителей и поминать их

   Подобные нормы существовали и в других странах. Но с отдалением людей от Бога в их жизнь все больше входит дух разделения и вражды. Уже на рубеже XIX-XX вв. нежелание детей слушаться родителей выступает как частая причина разделов в крестьянских семьях. Двадцатый век можно назвать веком глобалистских экспериментов. Уверяя людей, что Бога нет, разномастные глобалисты одновременно создавали условия для передачи функций семьи государству, заменяли исполнение личного долга предоставлением социальных гарантий. Зачем западной молодежи зависеть от родителей, когда можно набрать кредитов и в кратчайшие сроки полностью «упаковаться»: обзавестись собственным жильем, автомобилем, мебелью и бытовой техникой? Они, правда, потом много лет в долгу как в шелку. Вместо того чтобы помогать состарившимся родителям, им придется ежемесячно выплачивать государству энные суммы. Но ведь это не беда! И старикам заботливое государство не даст пропасть, поместив их в чистые, уютные дома престарелых или, в случае тяжелого заболевания, в хосписы, где специально обученные социальные работники обеспечат им «достойную смерть».

   То есть глобалистски ориентированное государство неуклонно прибирает человека к рукам. А чтобы не применять силу, чтобы человек отдался добровольно, восстанавливает поколения друг против друга. Да еще внушает, что этот искусственно созданный конфликт абсолютно естественен.

   Ведь когда у близких людей хорошие отношения, не хочется их оставлять, не хочется с ними разлучаться. А даже если нелегко быть вместе, совесть не дает упиваться свободой от сыновних обязательств. То ли дело, когда дети уверены, что родители на них «давят», мешают жить. А родители, устав от бесконечной войны с детьми, то же хотят отдохновения.

   Кстати сказать, разжигание розни между поколениями очень помогает осуществить еще одну важнейшую задачу глаболистского проекта – способствует сокращению рождаемости. Охота ли иметь детей, которые, не успев вылезти из пеленок, начнут качать права, а потом уедут на край света и в лучшем случае будут два раза в год слать положенные «Happy birhday» и «Кристмассы» на электронный адрес вашей богадельни?

 

 

Разлука без печали

 

   Да, всякий раз, пытаясь докопаться до сути той или иной глобалистской тенденции, неизбежно натыкаешься на лукавую подделку. Сказал Спаситель: «Враги человека домашние его» (Мф. 10: 36). Пожалуйста – сколько семей, в которых родители с детьми находятся в состоянии беспросветной вражды. И, будто отвечая на призыв Христа оставить дом, отца и мать, братьев и сестер (Мф. 19: 29), дети оставляют семью. И восстановленные против своих близких молодые люди во всем мире пытаются обрести квазисемью в компаниях, бандах, психотерапевтических группах, клубах разнообразных фанатов, сектах, политических партиях… Разве это не дьявольская пародия на эпизод из Евангелия: «Когда же Он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне,  желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? И кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои» (Мф. 12: 46-49).

   Но сразу же вслед за этим Христос добавляет: «…ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» Мф. 12: 50). То есть отвержение родных оправдано только в одном-единственном случае: когда человек хочет полностью посвятить себя Богу. Но и тогда это не отменяет любви. Она лишь переходит в новое, более высокое качество и выражается, главным образом, в усиленной молитве за близких. Хотя даже тогда, когда человек жаждет отвергнуть мир и стать монахом, он может из любви к родным до поры до времени пожертвовать этим своим самым заветным желанием. В житиях святых, которые призваны служить примером для подражания, описано немало таких случаев. Святой преподобный Сергий Радонежский, вняв просьбам родителей, оставался с ними до их кончины. И святой Иоанн Златоуст, будучи единственным сыном рано овдовевшей матери, не посмел бросить ее когда она не захотела благословить его на уход из мира. Вот как он сам рассказывает об этом: «Когда моя мать узнала о моем намерении, она безмолвно подошла ко мне, взяла меня за руку и повела меня в свою комнату; мы оба сели возле той постели, на которой я был рожден, и она заплакала. Затем стала говорить слова еще печальнее слез. «Сын мой, - сказала она, - одно мое утешение в эти долгие одинокие годы было смотреть на тебя, в твоих чертах узнать того, кого уже не было со мною. С самого твоего младенчества, когда ты еще не умел говорить, в ту пору жизни, когда дети наиболее дают радости, в тебе одном я находила все мое утешение. Теперь прошу тебя об одном: пожалей меня, не заставляй второй раз переживать ужас одиночества, снова проливать те горькие, уже выплаканные слезы. Подожди немного, быть может, я скоро умру, тогда поступай, как знаешь; а пока потерпи меня, не скучай пожить еще со мною, не обижай ту, которая никогда ничем не обидела тебя, иначе ты прогневишь Бога» (Жизнь свт. Иоанна Златоуста  / Сост. А. В. Круглов. М., 2003).

   В современном же мире дети покидают родителей в подавляющем большинстве случаев вовсе не для служения Богу, а для угождения своим желаниям и страстям. И чем дальше мир идет по пути глобализации, тем неизбежней и привычней будет разрыв отцов и детей. Ведь либеральная идеология, положенная в основу глобалистского проекта, утверждает право каждого не просто на личные вкусы, а на свой, часто весьма экстравагантный образ жизни, в том числе на полную аморальность, на самые разные пороки и извращения. Как могут существовать под одной крышей родители, которые целыми днями работают и вечером еле приползают домой, и подростки, которые даже не удосуживаются помыть посуду, устраивают в комнате бедлам и пребывают в непоколебимой уверенности, что они никому ничего не должны, а взрослые обязаны о них заботиться, поскольку дети не просили их рожать? Возможен ли мир в семье, где восьмидесятилетнего деда его фронтовое прошлое – главный смысл и оправдание всей жизни, а для внука, начитавшегося разухабистых молодежных журналов, это лишь повод для «стеба»? Что должна чувствовать женщина, растившая дочь одна и не вышедшая замуж, чтобы не травмировать девочку, когда ее дочь приводит в квартиру разных молодых людей, а иногда и двух сразу, и на возмущение матери отвечает, что это ей посоветовали специалисты – психолог (для повышения самооценки) и гинеколог (якобы для снижения риска опухолей)? Так что не только дети, но и родители, разъехавшись со своими отпрысками, несмотря на боль одиночества, все же порой вздыхают с облегчением.

   Выходит, ситуация фатальна? В глобалистском мире, безусловно, да. Атомизация и равнодушие под вывеской толерантности – вот единственный способ защитить себя от воздействия разнонаправленных и часто враждебных твоему «я» проявлений человеческой воли, столкновение с которыми особенно болезненно, если это воля твоих детей.

 

 

Возвращение

 

   Но в христианстве нет понятия роковой безысходности. До самого последнего вздоха человек волен покаяться и изменить свою жизнь. И конфликт отцов и детей вполне может быть преодолен, тем более что он не присущ, как мы показали в начале статьи, человечеству от сотворения мира, не онтологичен. Он возникает тогда, когда люди отходят от Бога, становятся блудными сыновьями Отца Небесного. А в ХХ в. такими блудными детьми стали почти все. И у нас, где разрушали церкви, насаждая атеизм, и на Западе, где Бог изгонялся из людских сердец более изощренным способом – через идеологию общества потребления. Можно сказать, это вообще был век блудных сыновей, когда мир превратился в огромный духовный детдом. Воспитателями в нем становились вчерашние воспитанники – те, кто сам не знал Отчего дома и считал без-Отцовщину нормой. Вот и выросли поколения приютских, даже не ведающих о существовании Отца, хотя и ощущающих в душе какую-то смутную тоску.

   Но в последнее время милостию Божией все больше людей находит дорогу домой. И потрясенные чудесным возвращением, пытаются рассказать другим «детдомовцам», что настоящий, родной Отец, оказывается, есть и всегда был. И что к нему можно прийти. И если собратья по «детдому», живущие под одной крышей, откликнутся на призыв, постепенно возникают общие темы для разговоров, кроме взаимных попреков и обсуждений покупок. Да и попреков становится меньше, потому что покаяние смиряет эгоизм. А раз уменьшается эгоизм, то появляется гораздо больше общих забот. И даже с повзрослевшими детьми худо-бедно налаживается общий быт, поскольку они уже не будут в субботу полночи «оттягиваться» на дискотеке, если назавтра нужно идти к причастию. Глядишь, и папа прекратит подавать детям дурной пример, отправляясь по воскресеньям вместо храма в пивную. Да и мама, послушав проповеди и прочитав православные книги, поймет, что мужчина способен быть главой семьи независимо от размеров зарплаты. А вдруг даже бабушка с дедушкой, опамятовавшись, перестанут поклоняться идолам, на алтарь которых было принесено столько кровавых жертв, в том числе и их сродников?

   Конечно, написать легче, чем сделать. Но с каждым днем все больше людей понимает, что иного пути нет. А потому медленно, трудно, через многие препятствия и скорби происходит воссоединение семей под куполом церкви, под кровом Небесного Отца.

 

 

 

ПРОКЛЯТИЕ ХАМА

 

   «Информационным поводом» для написания этой главы стал рассказ молодого журналиста. По заданию редакции он был на выпускном вечере в одной московской школе.

   - Причем не в каком-нибудь новомодном частном лицее, - подчеркнул журналист, делясь с нами впечатлениями, - а в хорошей школе с крепкими старыми традициями и опытными, заслуженными учителями.

   Сначала, по его словам, все было очень трогательно и совсем по старинке. Выпускники один за другим выходили на сцену и прочувственно, чуть ли не со слезами на глазах, благодарили наставников.

   Потом был капустник, и те же самые ребята, которые только что обращались к учителям со словами благодарности, теперь изобретательно и остроумно их высмеивали, очень талантливо копировали, точно подмечая слабые стороны и недостатки педагогов. Хохот в зале не смолкал. Причем громче всех смеялись как раз объекты пародий.

   - Это меня потрясло, - прокомментировал журналист. – Всего лишь десять лет назад, когда я кончил школу, такое было невозможно.

   - Что именно?

   - Да все!

   - Как будто раньше подростки не высмеивали училок, - возразили мы.

   - Да, но не со сцены и не в их присутствии! – сказал молодой человек. – Хотя меня даже больше шокировал ответный смех педагогов. В этом было что-то совсем патологическое. В общем, тема специально для вас. Осмысливайте.

 

 

«Жареный петух», или Отмена иерархии

 

   Мы заверили его, что немедленно начнем «осмысливать», а сами подумали: «Какой, однако, «сердитый молодой» этот наш журналист Рома!» Помните, в Англии после Второй мировой войны возникло течение в искусстве, которое так и называлось «сердитые молодые»?

   «Это ж очень мило и трогательно, - продолжали рассуждать мы, - когда подросшие дети и учителя «расстаются с прошлым, смеясь». И молодцы педагоги, что не обижаются. Четверть века назад авторам капустника досталось бы на орехи».

   Одна из нас даже вспомнила аналогичный эпизод из своей студенческой юности. Пятикурсники (а не старшеклассники!) довольно беззубо, по нынешним меркам, высмеяли в капустнике преподавателей своего вуза. И реакция была отнюдь не юмористической. Скандал дошел до ректората – шутников чуть ли не дипломов грозились лишить. Особенно негодовала преподавательница английского языка, которую студенты изобразили в неглиже – домашнем халате и бигуди.

   «Хорошо, что сейчас педагоги поумнели, - подумали мы. Тем более что ребята смеялись по-доброму. Иначе разве стали бы они непосредственно перед капустником признаваться учителям в любви?»

   Но жизнь все время, как любил выражаться первый и последний президент Советского Союза, «нагнетает и подбрасывает». Вскоре после эпизода, рассказанного Ромой, произошло следующее. Семилетний мальчик, занимавшийся у нас в психокоррекционной группе, решил на прощанье сделать нам подарок: нарисовал, как он сам прокомментировал, «дружеский шарж».

   Слово «дружеский» нисколько не смягчило впечатление от рисунка, на котором были изображены два чудовища с маленькими глазками и зловещим оскалом огромных зубов. На обороте было написано: «Дорогим Татьяни Львовни и Ирини Яковлевни на память от Паши» (сохраняем орфографию оригинала). Преподнося нам подарок, бедный Паша довольно смеялся, считая рисунок удачной шуткой. А нам было не до смеха. Нет, вовсе не потому что это задело наше женское самолюбие! Просто мы столько сил положили на коррекцию Пашиного поведения и надеялись, что его неадекватность за время занятий сгладилась. Но «подарок» явственно напоминал о диагнозе. Увы, шизофреник остался шизофреником.

   И опять же не потому, что эти уродливые изображения не имели с нами ничего общего. В конце концов, семилетний мальчик не обязан воспроизводить портретное сходство. Нет, диагноз выдавало другое – уверенность в том, что он нас своим жутким рисунком порадует.

   Когда ребенок намеренно старается оскорбить, уязвить взрослого, это, конечно, тоже не норма. Но тут можно предполагать избалованность, демонстративность, хамство, на худой конец – психопатию. Однако неадекватности тут все-таки нет. Хотел поиздеваться – и поиздевался. А вот когда искренне хотел порадовать издевательством, не понимая, что тут плохого, это уже гораздо более серьезная, глубинная неадекватность.

   Бедняга ушел, и тут кассета памяти немного прокрутилась назад. Мы вспомнили рассказ журналиста Ромы о выпускном вечере. А ведь он, выходит, сообщил нам нечто очень важное!.. Правильно говорят: «Пока жареный петух не клюнул…» и т. д. Все, клюнул! Начинаем осмысливать.

   И первая наша мысль, как это часто бывает вначале, имела форму вопроса: есть ли какие-то существенные различия между Пашиным «дружеским шаржем» и школьным капустником? Если есть, то какие? Степень похожести пародии на оригинал? Да, конечно, в этих двух случаях она была различна. Но с другой стороны, возраст детей разный. И потом, еще неизвестно, что обиднее: беспомощный рисунок, не имеющий с тобой ничего общего, или талантливое высмеивание твоих реальных недостатков. Пожалуй, второе гораздо обиднее. Изобрази женщину- тростинку бочкой, она и не подумает обидеться, потому что уверена в своей стройности. А вот если у нее немного длинноват нос, то, увидев себя на карикатуре в образе Буратино, она может,  конечно, вымученно улыбнуться, но про себя с тоской подумает: «Надо было еще тогда, в юности, сделать пластическую операцию. Жалко, что не решилась».

   Какие же еще различия?.. Насмешка (или, скажем помягче, подтрунивание) присутствует и там, и там. Причем в обоих случаях не за глаза, а в открытую. Но, наверное, и тут важна разница в возрасте – целых десять лет. Да, это существенно. По крайней мере, когда маленький ребенок передразнивает взрослых, к этому у нас до сих пор относятся отрицательно. Пашина мама, например, покраснела до ушей и попыталась отнять рисунок. Хотя с больного ребенка какой спрос? И все же ей было стыдно за сына, который из-за болезни не понимал нелепости такого поведения.

   Ну а почему, если, в сущности, тем же манером прощаются со своими учителями семнадцатилетние, это воспринимается как норма и вызывает дружеский ответный смех?

   Вероятно, потому, что они уже не дети, а без пяти минут взрослые. Собственно, исходя из такой логики, мы и не разделили поначалу Ромино возмущение капустником.

   Но с другой стороны, разве ребята, став выпускниками, перешли в категорию учителей? Иными словами, разве они сравнялись со своими наставниками? Отнюдь. Даже когда через тридцать-сорок лет люди приходят в школу на вечер встречи, иерархия «учитель – ученик» сохраняется. Простая учительница физики называет всемирно знаменитого академика Игорьком, а он ее почтительно – Светланой Алексеевной. И скорее она может рассказать о нем на таком вечере что-нибудь смешное про его рассеянность и неаккуратность, а ему и в голову не придет напомнить ей, как ребята за глаза подшучивали над ее подслеповатостью, которая позволяла свободно пользоваться шпаргалками.

   Значит, все-таки принципиальной разницы между семилетним шизофреником Пашей с его «дружеским шаржем» и вроде бы вполне нормальными семнадцатилетними выпускниками с их прощальным капустником нет? Как бы выпускники ни пыжились, они все равно не сравнятся со своими наставниками. Зато с Пашей они сравнялись неадекватностью. Ведь психически здоровый ребенок уже в пять лет знает что можно позволить себе со сверстниками, а что  -  со взрослым, что с близким родственником, а что – с чужим человеком.

   У психически не здоровых людей это чувство дистанционно нарушено. Так что отмена иерархии «взрослый – ребенок», «учитель – ученик» утверждает патологические модели поведения и, если угодно, шизофренирует общество. Пока это распространяется в основном на подростково-молодежную среду, но уже начинает спускаться и к малышам. Увы, не единичны случаи, когда ребенок от горшка два вершка, а уже мнит себя равным взрослым, критикует их со знанием дела, дразнит, высмеивает. Пятилетняя девочка, собираясь в гости к бабушке, говорит маме: «Надеюсь, она за неделю поумнела и не будет со мной спорить? А другая девочка, чуть постарше, возмущается «легкомыслием» матери: «Ты с ума сошла? Зачем нам третий ребенок? У нас Ванькой и так одна комната на двоих!» И мать начинает испуганно оправдываться, чуть ли не испрашивать у дочки разрешение на «ответственное родительство» (любимое клише «планирования семьи»).

 

 

Неуместное партнерство

 

   А теперь опровергнем сами себя. Существенная разница между Пашиным «шаржем» и школьным капустником все-таки есть. Только не в акции детей, а в реакции взрослых. Мы, конечно, не ярились, не кричали, но достаточно определенно дали Паше понять, что ничего хорошего и ничего смешного в таком поведении со стороны (тем более с педагогами!) нет. А маме лишний раз объяснили, что Паша не соблюдает границ в общении со взрослыми и не по злонамеренности, а потому, что он их просто не чувствует. И его особенно опасно воспитывать в системе столь популярных сейчас партнерских отношений со старшими, а напротив, нужно четко задавать традиционные рамки поведения.

   Учителя же повели себя диаметрально противоположным образом: они встали на одну доску с детьми и, может быть, искренне, а может, натужно – в конце концов, большой разницы нет – посмеялись над собой. Вероятно, кто-то из них даже помогал детям сочинять репризы. Уж во всяком случае, такой демократический стиль отношений сложился в школе не вдруг, а был привычным. Однако стиль отношений с детьми всегда задают взрослые. В семье – родители, в школе – учителя, то есть хозяева того или иного микромира, в котором обитает ребенок.

   Тогда возникает вопрос: почему взрослые сейчас так поощряют панибратство? Особенно это изумляет в среде учителей, которые, наоборот, всегда отличались консерватизмом и иногда держали даже чрезмерную дистанцию с учениками. Причин тут много. Явных и не очень. Большую роль сыграл на фоне бурно развивающейся демократии страх быть обвиненными в диктатуре. «А вдруг ребенок вырастет и будет нас ненавидеть? – думают взрослые. – Говорят же   психотерапевты об огромном значении обид, нанесенных в детстве, о психотравмах, которые негативно влияют на всю оставшуюся жизнь…»

   И непременно вспоминают случаи из своего прошлого, как их самих обижали родители и педагоги. Ведь если задаться целью, настроиться на определенный лад, всегда можно много чего вспомнить. «Ну уж нет! – думает родитель, он же бывший обиженный ребенок. – У меня с моими детьми все будет иначе. Мы будем друзьями».

   А дружба предполагает равноправие. По крайней мере, в идеале. В ней нет начальника и подчиненного, управляющего и управляемого. Каким путем взрослый, который выше ребенка по интеллекту, физической силе, образованию, социальному и материальному положению и прочим параметрам, может сравняться со своим сыном или учеником? С одной стороны, ему придется искусственно взрослить ребенка, посвящая его в те сферы жизни, которые в традиционной системе представлений не считаются детскими. Но нельзя же вырастить человека сразу на полметра или одномоментно увеличить размер его ноги с тридцать второго до сорок пятого. Поэтому гораздо проще, образно говоря, самому стать на четвереньки, прикинуться ему равным, партнером. Это приятно еще и потому, что дает иллюзию вечной молодости, которая сегодня в почете. А заодно и снимает со взрослого ответственность за воспитание. Друзей особенно не воспитывают, это даже считается бестактным.

   В миллионах семей дети сейчас позволяют себе (точнее, им позволяют родители) то, что еще лет двадцать назад было неслыханным. Мы в своей работе сталкиваемся с огромным количеством примеров детско-родительского партнерства. Приведем всего два.

   Пятилетний Степа занимается горнолыжным спортом или, как сейчас говорят, «экстремальными лыжами». Правда, забираться на гору ему пока тяжеловато, и, когда подъемник не работает, что случается нередко – все-таки у нас тут еще не совсем Европа, - Степу наверх затаскивает мама. И вот однажды он учинил ей форменный скандал. Причина была серьезная. После занятий тренер угостил маленького горнолыжника пряниками, сказав, что Степа их честно заработал. Один пряник мальчик тут же запихнул в рот, второй зажал в правой руке, а третий протянул маме. Голодная мама, решив, что сын с ней поделился, пряник съела. И уличена была не больше не меньше как в воровстве чужой собственности! Оказалось, что Степа дал ей пряник на сохранение.

   - Я же его заработал! – в слезах возмущался мальчик. – Какое ты имела право?

   - А я что, не заработала? – оправдывалась мама, сторонница дружески-партнерских отношений с ребенком. – Кто тебя привез на машине? Кто деньги платит за секцию? А на гору тебя переть, думаешь легко было? Да я вкалывала как лошадь!

   Наконец после долгих подсчетов, какова доля маминого труда, «экстремал» смилостивился:

   - Так и быть, половину пряника я тебе прощаю. А за вторую ты должна ответить. Извиняйся!

   И мама, довольная тем, что дело не кончилось истерикой, охотно извинилась.

   А вот другой пример из этой серии, тоже весьма характерный. Мама взяла работу на дом и трудилась над чертежом. Шестилетний Никита же требовал, чтобы она с ним поиграла. Мама, ссылаясь на важность и срочность работы, просила его поиграть самостоятельно или подождать. Никита настаивал на своем и наконец, разъярившись, вылил баночку с водой из-под краски на мамин чертеж. Тогда мама (как она потом объяснила, «чтобы он влез в мою шкуру») порвала Никитин рисунок, висевший на стене.

   - Ах так?!

   Мальчик, не помня себя от ярости, побежал на кухню и грохнул об пол любимую мамину чашку.

   Тут уж и мама, не взирая на потраченные два дня назад большие деньги, сломала дорогую Никитину игрушку – робота с дистанционным управлением.

   Потом они дуэтом заревели. Потом мальчик подошел к маме и потребовал, чтобы она починила ему игрушку и нарисовала точно такой же рисунок.

   - хорошо, - ответила мама. – Только сперва ты поможешь начертить новый чертеж, и мы склеим мою любимую чашку.

   Остаток вечера прошел во взаимных репарациях, а назавтра история повторилась почти в точности, разве что с другими объектами порчи.

   Ну, разве то, что мы описали, похоже на отношения взрослого и ребенка? Если кто-то скажет «да», то пусть ответит, чем они отличаются от отношений двух маленьких сверстников, которые поругались-помирились, потом опять поругались, снова помирились. Один разрушил продукт чужого труда, другой сделал то же самое. Фактически взрослый продублировал девиантное поведение ребенка. Не наказал его по-взрослому за испорченную работу, а просто отомстил, уничтожил то хорошее, что сделал ребенок в спокойную минуту, когда он как раз занимался чем-то самостоятельно, никому не мешая.

   Но плохо даже не столько то, что мама не смогла сдержаться. В конце концов, взрослые тоже живые люди, и у них не всегда крепкие нервы. А порой и нужно поступать с ребенком «зеркально», так как, не почувствовав на себе то зло, которое он причиняет другому, он не может остановиться. Но ведь Никиту это не вразумило, а только подзадорило! Почему? Мы думаем, потому, что за свой вопиющий проступок мальчик фактически не был наказан. Ведь посмотрите, как идиллически кончилась эта история. Сын даже не попросил прощения. Он требовал, чтобы мама восстановила его поврежденное имущество. А мама, чтобы не раздувать дальше скандал, склонила его к компромиссу. И где наказание? С Никитой даже на время не был прекращен контакт. Мама не сказала ему: «Уходи, я не хочу с тобой разговаривать. Какая игрушка? Какой рисунок? Ты посмел испортить мою работу! До прихода папы я вообще не хочу тебя видеть. Папа придет, будем решать, как с тобой поступить». (Или, если папы в семье нет, наказать его самой лишением чего-то чрезвычайно для него драгоценного).

   Но партнерские отношения отменяют воспитательный процесс, ибо он не возможен без нормальной иерархии. Впрочем, если иерархия в семье соблюдается, то интеллектуально здоровый ребенок в шесть лет уже и без поучений понимает, что мамин труд несопоставим с его почеркушкой, даже если этот рисунок будущего гения. Когда мама находится на пьедестале своего материнского авторитета, то все, что ее окружает, все, что от нее исходит, неприкосновенно для порчи. Но какое благоговение можно испытывать к маме-партнеру?

   Первый же случай (с пряником), казалось бы, разрешился достаточно мирно. Да и протекал без такого накала страстей, как второй. Но на нас он произвел еще более жуткое впечатление. Может быть именно потому, что уже ничего нельзя списать на аффект взрослого. Ребенок проявляет какую-то запредельную жадность, да еще по отношению к собственной матери, а она, даже фиксируясь на его пороке, начинает доказывать, что тоже заслужила свою долю. В результате детская жадность получает подкрепление, да еще усиливается маминым торгом. Так обездоленный раб выклянчивает у хозяина лишний кусочек. Тут уж даже не партнерские отношения. Скорее, уместно говорить об обратной зависимости – ребенок повелевает матерью. Ничего не поделаешь, такова логика «свободного воспитания». Дети не понимают, что их родители воплощают на практике новомодную теорию. Они видят, что взрослый – слабак, и пользуются его слабостью.

   В результате воспитание – как «свободное», так и «несвбодное» - становится возможным. Ведь воспитание – это когда один учит другого, как надо себя вести, а другой слушается. И в каких бы формах воспитание не происходило, его обязательным условием является соблюдение иерархии. Нет иерархии – нет воспитания, и все идет в разнос. «В душевном плане пятая заповедь «Чти отца твоего и матерь твою»… представляет собой учение об иерархии, - пишет в книге «Умение умирать, или Искусство жить» архимандрит Рафаил (Карелин). – Нужно подчинить себя вышестоящему звену в единой иерархической цепи… подчинить, чтобы иметь возможность воспринять. Здесь непокорность старшим – это выключение себя из структуры. Без соблюдения иерархии и субординации (подчинения низшего высшему) невозможно никакое общество и никакая система, начиная с семьи и кончая государством, даже более того, начиная с атома и кончая космосом».

 

 

Откуда взялось хамство

 

   Либеральная публика любит возражать, что родители всегда были недовольны детьми и сетовали на непочитание старших. В качестве доказательства обычно приводится древневавилонская клинопись на глиняных табличках о том, какая нынче пошла непочитательная молодежь.

   - Все это было, есть и всегда будет, - успокаивают нас благомыслы вавилонской цитатой. Ничего страшного, так устроен мир.

   Они, правда, забывают добавить (а может, просто не знают? – либерализм вообще очень тесно связан с невежеством), что от древнего Вавилона, где дети, видимо, так «доставали своих родителей, что те время от времени приносили их в жертву, сохранились только развалины да черепки. А в последующие тысячелетия мир старался не забывать об иерархии. И лишь когда в безумных головах некоторых представителей мировой элиты стал вызревать план создания Нью-Вавилона, взрослых начали настраивать на партнерские отношения с детьми, а детей беззастенчиво науськивать на взрослых. Сколько презрительно-саркастических кличек было придумано за последние полвека. «Предки», «кони», «родаки», «черепа»… Уже в самих этих глумливых прозвищах заложен вектор совершенно патологического отношения к отцу с матерью. Отношения, несовместимого с пятой заповедью. Папу с мамой, родителей можно почитать и слушаться, а вот «коней», «родаков» и уж тем более «черепов», мягко говоря, проблематично. Презрительная лексика неизбежно влечет за собой презрительное отношение.

   «Имя вызывает образ, - пишет известный православный автор Н. Е. Пестов, - а образ в душе есть соприкосновение или даже соединение души с этим образом. При этом первое или второе – то есть соприкосновение или единение – будет зависеть от нашего отношения к этому образу. Если мы в любви тянемся к нему, то этот образ вливается в нашу душу, объединяется с ним и влияет на наши чувства и ощущения. Но если образ антипатичен, то мы только соприкасаемся с ним и в душе переживаем чувство неприязни или брезгливости. Мы стараемся тогда оттолкнуться в душе от этого образа, поскорее уйти и забыть его… Упоминание «черного» имени, ругательство и всякие постыдные слова – все это ввергает душу в скверну, роднит и объединяет ее с темной силой» (Пестов Н. Е. Душа человеческая. М., Православное братство святого апостола Иоанна Богослова, 2003. С. 174).

   Согласитесь, только помраченное либерализмом сознание будет спорить с тем, что приведенные выше примеры молодежного жаргона, употребленного по отношению к родителям, которых Бог заповедал не просто уважать, а почитать, это откровенное хамство и надругательство. А значит, последняя строка цитаты (про объединение с темной силой) относится к использующим подобные словечки в полной мере.

   Нелишне вспомнить, что имя нарицательное «хам» и его производные (хамство, хамить, охамел, хамло) пошли от имени собственного – Хамом звали одного из сыновей Ноя. Интересно, что о его существовании знают даже люди очень далекие от религии. Пусть они представляют его мифическим персонажем, в данном случае это не столь существенно. Главное, что о нем знают все, то есть память о грехе Хама оказалась неизгладимой. Не столь уж многие отрицательные фигуры стали частью общечеловеческой истории, а именами нарицательными – и того меньше. Из упоминающихся в Священном Писании их, кажется всего трое: ирод, иуда, и хам. (Есть еще «голиаф», но это имя нарицательное приложимо не к отдельным людям, а к некой системе: так, государство или бюрократический аппарат могут называть голиафом, подчеркивая его всемогущество и неодолимость.) Страшные грехи совершили Ирод с Иудой. Страшнее быть не может. Один пытался убить народившегося Бога, другой предал Его на смерть. Какое же надо было совершить страшное преступление, чтобы оказаться в этом ряду?

   Давайте посмотрим. История начинается с того, что Ной после славных работ выпил вина, опьянел и «лежал обнаженным в шатре своем» (Быт. 9: 21). «И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим» (Быт. 9: 22). Вот, собственно, и все преступление Хама. Принято считать, что он посмеялся над наготой спящего отца, но, как видите, это прямо не сказано. Хотя, конечно, можно предположить, что рассказ Хама братьям вряд ли был очень лестным для Ноя. Скорее всего, он содержал какую-то критику, быть может, насмешку, но никаких подробностей нам не сообщается. Следовательно, они не имеют значения. Значим сам факт.

   Братья Хама, напротив, являют нам образец правильного поведения. «Сим же и  Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу отца своего; лица их были обращены назад, и они не видели наготы отца своего» (Быт. 9: 23). То есть они не только не критиковали, не только не смеялись, но даже не дерзнули посмотреть на Ноя, который, опьянев, спал в ненадлежащим виде.

   Большинству современных людей, в том числе юным исполнителям и старшим вдохновителям того школьного капустника, с которого мы начали свой рассказ, наверное, поведение братьев покажется странным, а наказание, постигшее Хама, несправедливым.

   - Разве он не по делу критиковал отца? – возмутятся они. – За что его вообще наказывать? Мало того, что отец подавал сыну дурной пример, так еще и проклял его!

   Но, во-первых, если бы проклятие Ноя было несправедливым, то он не назывался бы в Библии «праведным и непорочным в роде своем» (Быт. 6: 9). А во-вторых, его проклятие не было бы утверждено Богом, не сбылось бы в стольких поколениях. Нимрод, внук Хама, царствовал в Вавилоне, и это, как пишет в книге «Библия и наука о сотворении мира» прот. Стефан Ляшевский, «наложило отпечаток на всю идею государственности в виде того зла, которое всегда является неотъемлемой принадлежностью государства: насилие, тюрьма, казни и очень часто гнет». Согласно Библии, среди более отдаленных потомков Хама были жители Ниневии, так раздражившей Господа своими грехами, что он послал к ним пророка Иону с грозным предупреждением. Были филистимляне, из среды которых вышел, кстати, великан Голиаф, побежденный будущим царем Давидом и сделавшийся с тех пор олицетворением какого-то огромного и с виду неодолимого зла. Населяли хамиты и города Содом и Гоморру, тоже ставшие впоследствии именами нарицательными, обозначающими крайние степени порока. Так что отеческое проклятие Хама оказалось весьма долговечным. Что толку восставать против духовных законов? Ведь наша антипатия их не отменит. Кому-то может показаться жестоким и несправедливым закон всемирного тяготения: дескать, он так мешает нашей самости, реализации нашей мечты летать. Но если такой бунтарь-свбодомысл в знак протеста выпорхнет из окна, закон не отменится, а будет лишь трагически подтвержден.

  

 

Спасите взрослых!

 

   Насколько же наши предки были духовно взрослее нас! Особенно в глубокой древности, когда люди были гораздо ближе к Богу, чем сейчас. Боговидцу Моисею Господь, наряду с заповедью о почитании родителей, повелел: «Кто ударит отца своего или мать, того должно предать смерти» (Исх. 21: 15) – и: «Кто злословит отца своего и свою мать, того должно предать смерти» (Исх. 21: 17). Вот как сурово! За другие, с нашей сегодняшней точки зрения, более тяжкие преступления смертная казнь не полагалась, а за посягательство на авторитет родителей, за несоблюдение семейной иерархии – высшая мера, перешедшая в Новый Завет: «Ибо Бог заповедал: «почитай отца и мать»; и: «злословящий отца или мать смертью да умрет» (Мф. 15: 4).

   Сейчас же сплошь и рядом видишь: маленький ребенок бьет родителей (в том числе по лицу!), а им и в голову не приходит наказать его хотя бы щелчком по попе. Как же! Это ведь жестокое обращение с ребенком! Пусть самовыражается отважный малыш! А в некоторых глянцевых журналах договариваются до того, что родители не должны даже мимикой показывать свое неодобрение: это якобы нарушает детское право на спонтанность реакций.

   Злословие же на родителей стало теперь настолько обыденным, что непонятно, кто остался бы в живых, если бы вдруг начали действовать былые законы… Причем запрет злословить родителей абсолютно безоговорочный. Как бы ни напивался и ни оголялся Ной, что бы не делали отец с матерью, дети не смеют осуждать и насмехаться.

   Известен такой случай. Однажды к преподобному Серафиму Саровскому пришел человек, который начал жаловаться на свою мать, страдавшую грехом винопития. Но преподобный Серафим закрыл ему рот своей рукой, считая недопустимым, чтобы сын критиковал мать даже в тех случаях, когда критика вполне справедлива и обоснована.

   Почтительным было и традиционное отношение к учителям. Так называли духовных наставников в самых разных культурах. «Учитель» - очень частое обращение апостолов ко Христу. В процессе секуляризации наряду с религиозными учебными заведениями появились светские школы. Учительство выделялось в особую профессию, но благоговейное отношение к наставникам детей и юношества сохранялось на протяжении многих веков. И лишь по мере распространения либерализма, когда чувство собственного достоинства стали отождествлять с непослушанием и своеволием, авторитет учителя пошатнулся. Ну а с конца 60-х гг. ХХ в. его и вовсе начали целенаправленно разрушать.    

   Важнейшей точкой отсчета являлась так называемая «парижская весна» 1968 г., ознаменовавшаяся массовыми студенческими беспорядками. Разбушевавшаяся молодежь протестовала против «буржуазного ханжества», требовала, чтобы на всех этажах студенческих общежитий стояли автоматы, выдающие презервативы, и возмущались косностью преподавателей, которые дерзают поучать молодежь.

   А сегодня в странах Запада авторитет учителей пал так низко, что не только в университетах, но и в школах педагоги все чаще оказываются в положении жертв: их регулярно бьют, грабят и убивают. Всего несколько фактов. 14 ноября 1995 г. семнадцатилетний Джеймс Роуз, ученик школы Ричленд в г. Линквиль (штат Теннеси, США) застрелил учительницу и одноклассницу. Еще одна учительница получила ранения. 24 марта 1998 г. в г. Джонсборо (штат Арканзас, США) два ученика местной школы открыли стрельбу. Одна учительница убита. Недавние исследования показывают, что 20% школ США сообщают о фактах насилия в своих стенах. Во многих американских школах администрация даже вынуждена держать полицейских – они называются «команда Стоп» - для усмирения, особо энергичных учеников. Учителя же ни себя, ни детей, подвергающихся нападению одноклассников, защитить не в состоянии. Слово учителя давно ничего не значит. Эффективна только грубая сила, которой учителя, по преимуществу женщины, не обладают. Впрочем, если бы и обладали, она бы им все равно не пригодилась, так как либеральные законы лишили педагогов права даже выгонять хулиганов из класса. Вот и приходится приглашать полицию, которой пока еще дозволяют (если она, конечно, поспеет вовремя!) ограждать взрослых от насилия детей. И ведь хватает у кого-то наглости называть это осатанение демократическими нормами, правами ребенка…

   Ну, чем не прообраз ада, где царствует злоба, жестокость и право силы? Тоже иерархия, только отнюдь не Божественная, а совсем наоборот. А начиналось-то все с любви, с желания дружеских отношений с детьми. Но в угаре демократизации как-то не учли, что любовь ребенка к взрослому без уважения немыслима. Без него – или презрение, или голый страх.

   По-видимому, это интуитивно почувствовали выпускники школы, где побывал журналист Рома.

   - Меня поразило, - сказал он, - как грамотно был срежиссирован прощальный вечер. Сначала объяснения учителям в любви, а потом – капустник.

   - Почему «грамотно»? – спросили мы.

   - Как почему? – удивился Рома. – Неужели вы не понимаете? После театральных сценок, в которых ребята пародировали учителей – какие-то особенности их внешности, речи, походки, - объясняться им в любви было бы неуместно, фальшиво до неприличия. Да нет – просто невозможно!

  

 

 

Я НЕ ПРОСИЛ МЕНЯ

РОЖАТЬ…

 

   Когда родители слышат от ребенка фразу, вынесенную в название, они цепенеют. А ребенок, чувствуя себя победителем, продолжает натиск и нередко добивается своего. Родители же еще долго пребывают в растерянности, терзаясь вопросом: что на это сказать? С одной стороны, логически все так: и правда, не просил… (Хотя как он мог попросить, если его еще не было?) А с другой стороны, самые разные люди, не сговариваясь, чувствуют одно и то же – что их ребенок проявил какую-то страшную, черную неблагодарность.

   И это очень больно ранит и одновременно ставит в тупик. Ведь опять же, рассуждая логически, благодарить часто бывает особенно не за что. От кого-то мать отказалась прямо в роддоме. Кто-то живет с папой-алкоголиком, а у кого-то даже такого папы нет. Кто-то побирается по электричкам, кого-то тяжелая болезнь с младенчества приковала к постели.

   Но в случае вполне благополучной, даже счастливой детской судьбы детство быстро проходит, и рано или поздно человека все равно настигают болезни, утраты, горести. А в конце – смерть.

   «Ну и за что тут благодарить?» - сокрушенно вздыхая, думают родители.

   Тем более что почва для сокрушения густо пропитана сегодняшним идеологическим компостом. Ведь в процессе деторождения постепенно произошел очень серьезный сдвиг.

 

 

От Божьего дара к предмету роскоши

 

   Когда люди верили в Бога, супруги вообще особо не размышляли, желанен ребенок или не желанен, уместен или неуместен. Ребенок – дар Божий, о чем тут рассуждать? Не хочешь иметь детей – не женись. Или, если женился, но детей по каким-то причинам иметь не можешь, воздерживайся от интимной близости.

   Потом, по мере охлаждения веры, ребенок все больше и больше становился вопросом личного выбора. Чему, конечно же, способствовали все новые и новые медицинские изыскания в области предупреждения беременности. Однако выбор семьи почти всегда склонялся в положительную сторону: в принципе детей иметь хотели. Другое дело, что количество желаемых потомков неуклонно уменьшалось. В последние десятилетия ХХ в. общепринятым суждением было примерно такое: «Ну, один ребенок – это, конечно, маловато, эгоистом вырастет. А два в самый раз! Куда больше-то?» Причем это «больше», как правило, не подразумевало материальной составляющей («мы не можем себе позволить»). Наоборот, многодетность давала надежду на улучшение плохих квартирных условий. Голодная смерть в эти годы детям, даже если их было больше двух, тоже не угрожала. Образование и здравоохранение было бесплатным. Значит, и это не вводило в дополнительный расход. Так что под «куда больше?» имелось в виду, что осуществление неких романтических идей вовсе не требует количества: ребенок как повторение любимого человека, как возможность обрести родственную душу или как надежда на воплощение своих несбывшихся профессиональных мечтаний. Были, конечно, и еще какие-то мотивы. В том числе и мотивы продолжения рода: «Пусть частичка меня живет в моем сыне!» Но все, в общем-то, было из области идеального.

   Сегодня же… нет, нельзя сказать, что дети никому не нужны. Но потребность эта все чаще перемещается в сферу материального. Ребенок начинает восприниматься чуть ли не как составная часть потребительской корзины человека с высоким качеством жизни. Сначала нужно обзавестись жильем, приличной обстановкой, включающей в себя, помимо мебели, массу бытовых и развлекательных приборов, существование без которых, по современным стандартам, кажется неполноценным, а то и невозможным. (Как жить без телевизора? Откуда мы тогда узнаем новости? А без компьютера? А без стиральной машины?..) Естественно, молодой семье нужен автотранспорт. Потом еще какое-то время пожить для себя. И лишь потом можно начать думать о ребенке. Хватит ли средств для достойного воспитания и обучения будущего наследника, для его цивилизованного отдыха и культурных развлечений, которые нынче тоже не дешевы? Не говоря уж о полноценном, сбалансированном питании, красивой, модной одежде и ярких игрушках. Нельзя же допустить, чтобы он чувствовал себя ущербным, изгоем, хуже всех! Это ведь чудовищная травма! Если принять такой взгляд на всю жизнь, очень быстро окажется, что ребенок не просто предмет потребительской корзины, а предмет роскоши. И позволить себе может далеко не каждый. Чем ответственней потенциальный родитель, тем меньше он ощущает право на родительство реальное. Мало ли что может произойти при такой хронической нестабильности? Инфляция вплоть до полного обрушения доллара, межэтнические конфликты, терроризм, угроза безработицы, потеря накоплений и здоровья, смерти или уход кормильца из семьи.

   Но интересно, что преподносится все это под соусом самоотвержения, заботы не о себе, а о нем, будущем маленьком человеке. Даже термин специальный изобрели – «ответственное родительство» В общем, если трезво посмотреть на вещи, большинству детей для их же блага лучше не появляться на на свет. Что, собственно, и происходит, ведь по официальной многолетней статистике две трети беременностей заканчиваются абортом, то есть детоубийством. А скольких детей «предотвращают», и это, в отличие от аборта, который у многих все-таки вызывает сожаления и муки совести, совсем не воспринимается как утрата. И потому, что ребенка в реальности еще нет, и потому, что он роскошь. А роскоши, конечно, хотелось бы, но без нее можно и обойтись. Скромнее надо жить. Что делать? Не всем же быть миллионерами.

 

 

От благословения к проклятию

 

   Следующий этап – отвержение детей в принципе – в нашей отстающей от мировой цивилизации стране пока не наступил. Хотя кое-какие сигналы из недалекого будущего до нас доходят. Несколько лет назад при поддержке компании «Юкос» начал выходить и бесплатно распространяться в молодежной среде глянцевый журнал «Fakel». Журнал не просто для новой молодежи, а, если можно так выразиться, для «новых лучших» которые с высокомерной иронией взирают на простецкую молодежь. Во всех публикуемых материалах видны потуги создать что-то вроде высокой моды на сверх современный стиль жизни. Это кредо выражено уже в названии на обложке. Три первые буквы по-английски означают грязное ругательство, но это юмор для посвященных. Всем же остальным, в случае чего, можно попенять на испорченное воображение. (Полное название журнала «Fакел детям не игрушка», а подзаголовок – журнал для тех, кому больше всех нужно. Издавался с 2001 по 2004 г. Главный редактор Юрий Грымов. – Ред.)

   Под стать названию и содержание журнала. Такую грязь, как метко выразился когда-то К.И. Чуковский, «без калош читать нельзя». Но зато все с претензией на оригинальность. Это часто бывает у маргинальных меньшинств.

   Ну так вот. В журнале «Fакел» помещена, можно сказать, программная статья на тему детей (А. Вяземская. Я никогда не буду одна // Fакел, № 6-7, 2003). «Дети? – Неизбежное зло, - говорит одна моя подруга. «Я с ужасом поняла, что больше никогда не буду одна», - написала мне, родив, другая. Третья, падая и плача от недосыпа, шепчет в трубку онемевшими губами: «Эта сволочь не спит…» Или другой перл из той же статьи: «Вот он, твой малыш. Такой милый, хороший, ходит под себя, беспрестанно орет, пускает слюни и пучит глаза».

   Читаешь и поражаешься: надо же, такие заявки на оригинальность и одновременно такой беззастенчивый плагиат! В журналах родоначальницы «планирования семьи» Маргарет Зангер еще в 20-30-е гг. прошлого столетия ребенок изображался «орущим куском мяса»! (М. Зангер, 1879-1966. В 1916 начала создания в США сети клиник по контролю рождаемости, за что получила прозвище Королева абортов. Девизом ее первого журнала «Женщины – против» были слова: «Ни Бога, ни хозяина». – Ред.)

   И подобные пассажи не новы: «Хочешь нести ответственность за наличие корки засохших соплей у него под носом и регулярность его физиологических оправлений? Может быть, хочешь запаривать по вечерам чернослив и впихивать ему в рот под дикий визг, а он в ответ будет плеваться в тебя коричневой гадостью?» Вот-вот! Сторонники Зангер, описывая младенцев, тоже старались вызвать к ним отвращение и брезгливость.

   Другое дело, что в нашей стране до сих пор так публично не изъяснялись. Равно как не было принято признаваться на страницах печати в желании умертвить своего ребенка. В этом смысле, безусловно, Вяземская – новатор. «Родив дочь, - пишет она, - я долгое время думала, что я моральный урод. «Знаешь, я когда ее купаю, говорила я своему тогдашнему другу, - мне иногда страшно». – «Ты думаешь, что стоит вот так опустить в воду, немножко подержать, и все это кончится?» - спрашивал он в ответ».

   Какое однако, взаимопонимание бывает у любящих сердец! Правда, отзывчивость «тогдашнего друга» объяснялась еще и сходством ситуации: «Наши дети были ровесниками – им было месяца по три». «Но даже подобные пугающие прорывы не могли отвратить нас от процесса. Номинально вроде бы напрямую связанного с деторождением, - сообщает нам журналистка с бесстыдством примата. – Немного развеявшись, мы возвращались к супругам и колыбелям, ванночкам, клизмам, клеенкам, коляскам».

   И ладно бы это были просто автобиографические заметки «морального урода»! (Хотя все равно им место не на страницах журнала, а в истории болезни.) Так эти помои еще и преподносятся как совершенно нормальные общечеловеческие переживания! Только плебс их пока скрывает, а элита ведет себя более естественно, более натурально.

   «Знаете, почему Триер не получил Канн за свой гениальный «Догвилль»? – вопрошает Вяземская и спешит ответить: - Мне кажется, лишь потому, что в финале там выстрелом в упор убивают грудного ребенка. И зал радуется, не успев спрятать своих настоящих эмоций».

   Радость, когда в упор убивают младенца, - вот она, эталонная реакция «новых лучших». Ну а те, кто еще не дорос до таких высот, могут, конечно, заниматься идиотизмом: рожать, нянчить, воспитывать. Но только пусть от детей ничего не требуют: «Забудь… о какой-либо благодарности. Это был твой личный выбор, значит и ответственность только твоя. Наши дети нам ничего не должны… Они нас их рожать не просили» (курсив наш. - Авт.).   

   Так выстаивается новая идеология, новое мировоззрение, в котором дети уже не благословение, а проклятие. И тот, кто его на себя навлек по своей дурости и безответственности, пусть помалкивает в тряпочку.

 

 

Новые виды услуг

 

   Теперь понятно, что «Я не просил меня рожать!» не просто детский истерический всплеск, а, можно сказать, «итоговое заявление», имеющее под собой крепкую идейную базу. Фундамент, кирпичики которого плотно пригнаны один к другому. А параллельно, пока закладывался этот новый фундамент, методично, тоже по кирпичику, разрушался старый, традиционный.

   И к концу ХХ в. роль отца в так называемых «развитых странах» сплошь и рядом стала сводиться к биологической -  без мужчины зачатие (пока еще!) невозможно. В остальном же современное общество вполне обходится без института отцовства. Где-то (например, в Швеции) половина детей рождается вне брака и часто не знает имени своего отца. Многие, будучи рождены в законном браке, после развода родителей или вовсе лишаются общения с отцом, или приобретают так называемого «воскресного папу». Он не воспитывает, а развлекает и дарит подарки.

   Но и в полных семьях отец сплошь и рядом не имеет должного авторитета: кто из-за пьянства, кто из-за низких заработков, кто из-за своего инфантилизма (часто слышишь от женщины: «У меня не муж, а еще один ребенок»), кто по десятку иных причин. Какое там главенство, когда и о равенстве речи не идет! Уважать такого отца, а тем более благоговеть перед ним, разумеется, очень трудно.

   Теперь настал черед матерей. Тех, чей авторитет, напротив должен был непременно вырасти, чтобы компенсировать утрату отцовского влияния. До последнего времени так оно и было. Мать оставалась главной и, по существу, единственной надежной опорой для своего ребенка. Но как все неестественное, искажающее Богом данную иерархию, сверхзначимость матери обернулась ее низвержением с пьедестала. Будто он не выдержал такой громоздкой фигуры.

   Сперва выяснилось, что общество, поклонившееся идолу феминизма, готово прославлять женщину-ученого, женщину-космонавта вплоть до женщины президента, при этом совершенно не готово не то что поклониться многодетной матери, но и просто ее поддержать. Помните, в самом конце 80-х – начале 90-х гг., когда власть уже собиралась обобрать народ, вдруг пошли разговоры об иждивенцах? И нашлись люди, которые удивительно легко причислили к таковым… многодетные семьи! С бесстыдной злобой, пользуясь какой-то кроличьей лексикой, дескать, расплодились тут за наш счет, они принялись порицать женщин за самый что ни на есть женский труд – труд материнства.

   Затем пренебрежение распространялось на всех матерей. В том числе на неповинных в многодетности. Не поздоровилось даже тем, кто эту многодетность осуждал. Наверное, не всем нашим взрослым читателям знакомо выражение «биологическая мать». Во всяком случае, они в своих материалах так никогда не думают и не говорят. А вот подростков начала XXI в. уже просветили, и они вполне могут (пускай в запальчивости) поставить маму на место словами: «Какое право ты имеешь диктовать мне, как жить?! Ты всего лишь моя биологическая мать!»

   Ну а теперь и у «биологической матери» отнимается право на эксклюзивность. В «Книге для трудных родителей», изданной в 1994 г., мы написали о случаях суррогатного материнства во Франции. Тогда большинство наших сограждан и слыхом не слыхивали об этой заморской диковинке. А услышав, не верили и ужасались. Сегодня к нам на психологический прием уже порой приводят детей – не заморских, а отечественных, - зачатых в пробирке и выношенных в «живом инкубаторе» - утробе посторонней женщины.

   Суррогатная мать, - новый бизнес. Так тоже можно зарабатывать деньги. Эту мысль сейчас потихоньку внедряют в сознание женщин. Глянцевые журналы выносят тему суррогатного материнства на первые страницы обложки как нечто свехактуальное, животрепещущее. Звезды эстрады, наши сегодняшние эталоны, охотно рассказывают в интервью о том, как они воспользовались услугами суррогатной матери, и это нисколько не повредило здоровью ребенка, ни отношениям к ним. Пока, правда, такой способ обзаведения детьми (чуть было не написали «покупки») доступен только вышеописанным «новым лучшим», тем из них, которые еще не готовы вовсе отказаться от потомства. Аренда чужой утробы почти что на год большинству не по карману. Но со временем число предложений может увеличиться, и цены упадут.

   Мы, во всяком случае, не удивимся, если количество «арендаторов» с падением цен резко возрастет. Этнические и психологические предпосылки к этому уже налицо. Так, по свидетельству акушеров, женщины зачастую просят сделать им кесарево без каких бы то ни было показаний – просто «чтобы не мучиться». И врачи, получающие дополнительные деньги за операции, их не отговаривают, хотя знают, что кесарево отнюдь не безвредно и не безопасно как для матери, так и для ребенка. Зато об опасности беременности говорится непомерно много. Это и угроза невынашивания, и тяготы токсикоза (с ним теперь могут положить в больницу как с серьезной патологией!), и неизгладимые растяжки или даже рубцы на коже, уродующие женское тело, о чем сообщается девочкам не только в подростковых журналах, но и в школьных учебниках.

   И это еще что! Передовая Англия, законодательница прогресса, пошла дальше. Там, как сообщает немецкая газета «Форум», выходящая на русском языке, «по заказу врачей конструкторы спроектировали жилет, имитирующий беременность. Надев его, испытываешь на себе всю тяжесть материнства. В скором времени школьников заставят (курсив наш. – Авт.) носить изобретение на переменах… Чудо инженерной мысли напоминает бронежилет. Только с большим животом и грудью третьего размера. Весит все хозяйство около 15 килограммов. Носить его, в целях безопасности для здоровья, рекомендуют не более получаса. Дальше может заболеть сердце, станет тошнить… Псевдобеременный (так в тексте! – Авт.) чувствует увеличение веса, изменение осанки, возникает давление на внутренние органы, повышается артериальное давление. По задумке ученых, после примерки на себя «тяжелых» симптомов материнства школьницы задумаются, надо ли им повторять такое испытание не 10 минут, а 9 месяцев… Жилет включен в обязательные (курсив наш. – Авт.) школьные программы. Носить его будут на переменах в общей сложности 3 часа все школьники (вероятно, и мальчики, чтобы впоследствии они могали своим партнершам не попадать в интересное положение. – Авт.) от 11 до 17 лет» («Форум», № 12 (160, декабрь 2003).

   Не надо быть крупным психологом, чтобы понять: после таких тренингов многие девушки согласятся вынашивать ребенка только под дулом пистолета. Так загодя формируется обширный рынок «суррогатных услуг», которые будут оказывать женщины из беднейших слоев населения – бедным ведь всегда приходится делать то, что больше никто делать не желает.

   А там и клонирование подоспеет, тогда вообще напрягаться не обязательно. Как теперь принято говорить: «Заплати налоги и живи спокойно». Зачатие (как естественное, так и искусственное) станет попросту неактуальным. В общем, все кошмары давно описаны в футурологической беллетристике. Например, в романах Станислава Лемма, которые всегда больше напоминают не спонтанные провидческие озарения, а литературные иллюстрации вполне реальных проектов глобалистской перестройки мира. Во всяком случае, точность воплощения многих, казалось бы, безумных фантазий, заставляет задуматься.

 

 

Логика гуманизма

 

   В 2000 г. европейская практика судопроизводства обогатилась прецедентом, который еще недавно мог быть сочтен остроумным вымыслом. Мы имеем в виду так называемое «дело Перрюша». Суть такова: умственно отсталый мальчик получил по решению суда денежную компенсацию за то, что его мать в свое время не сделала аборт. На следующий год уже три семьи, дети которых (от 9 до 11лет) родились с физическими недостатками, потребовали себе компенсации, и высший апелляционный суд Франции постановил, что инвалиды имеют право на материальное вознаграждение за то, что их матерям не была предоставлена возможность от них своевременно избавиться. СМИ откликнулись на это заголовками типа «Суд Франции признал право ребенка быть нерожденным» (Lenta.Ru, 14.07.2001).

   Процесс, как видите, встречный: с одной стороны, родители получают все большие права и возможность не рожать детей. С другой стороны, детям предоставляется вопиющее по своей абсурдности право быть нерожденным. Ведь предъявлять-то это право может только уже появившийся на свет!

   Нет, совсем не все французы с восторгом приняли такое расширение прав ребенка. Но интересно, какие они выдвигали аргументы. По сообщениям того же агентства Lenta.Ru, «решение вызвало резкую критику со стороны организации врачей. Страх перед судебными исками заставит их рекомендовать аборт при малейшем намеке на какой-либо врожденный недостаток». А представители Организации по правам инвалидов сетовали на негуманность решения суда и выражали опасения, что теперь не только врачей, но и родителей, давших жизнь больному ребенку, могут обвинить в безответственности.

   То есть все аргументы лежали в поле гуманизма и рациональной логики. А на этом поле либеральная идеология неизменно одерживает победу за победой. От очередного либерального наскока, консервативная часть общества поначалу испытывает шок, потом пытается протестовать, но терпит поражение и привыкает к новшеству как к неотъемлемой составляющей современной жизни. Однако такое положение возможно только тогда, когда дискуссия лишена религиозного фундамента. Когда не только либералы, но и приверженцы традиционной морали не говорят о Боге и Его установлениях, молчаливо подразумевая, что это нечто отжившее, ненаучное, непрофессиональное – то, о чем даже как-то неприлично упоминать в обществе цивилизованных людей. В этой ситуации либералы не просто одерживают победу силой своих аргументов, но и неизменно выглядят более человечными.

   Противники абортов говорят, что операция вредна для здоровья.

   - Безусловно! – соглашаются либералы. – Женское здоровье – непререкаемая ценность!

   И предлагают абортивные таблетки – никакого риска и никаких страданий.

   Что? Гомосексуалисты не имеют права преподавать в школах? Да это ж чудовищная дискриминация! Нельзя допустить, чтобы кто-то чувствовал себя изгоем, чтобы развивался комплекс неполноценности, который может привести даже к суициду. И принимаются гуманнейшие законы, позволяющие работать содомитам не только в школах, но и в яслях.

   И на претензии очень гуманной Организации по правам инвалидов либералы не замедлят ответить. Эти умелые игроки в гуманизм всегда найдут чем крыть.

   - Конечно, родителей жалко, - посетуют они. А потом выложат козырную карту: - Но ведь ребенку-то инвалиду еще хуже. Разве это жизнь? Никаких радостей, никаких наслаждений – одни страдания. Нет уж, простите, такая безответственность должна быть наказуема. Кто мешал брачным партнерам пойти в генетическую консультацию, своевременно сдать анализы и, узнав о вероятности рождения больного ребенка, прервать неудачную беременность?

   (Про безопасный аборт читай немного выше.)

 

 

Путевка в вечность

 

   У нас тут мелькнули какие-то картежные термины, поэтому естественна ассоциация читателей – шулерство. Дескать, либерал – это шулер. А на деле не совсем так. То есть он, конечно, обманщик, но невольный, потому что и сам обманут. Наш супергуманист был бы кругом прав, если, как выражается один известный московский священник, «не учитывать фактор Бога».

   - Знаю, что вы сейчас скажете! – отмахнется иной читатель. – Вы, собственно, с этого начали. Жизнь дают не люди, а Бог, и не человеку решать, кому жить, а кому нет. Человек должен только благодарить и кланяться за «бесценный дар жизни». Нет уж, мои дорогие! Это смотря какая жизнь! Одна, может, и бесценный дар, а другая больше похожа на проклятье.

   Но жизнь – бесценный дар не потому, что она обязательно прекрасна, исполнена наслаждений и сулит бесконечное количество возможностей. Нет, вовсе не это смутно чувствуют родители, воспринимая упрек «я не просил меня рожать» как проявление неблагодарности. Был когда-то советский фильм «Путевка в жизнь». Так вот, рождение – тоже путевка. И не просто во временную земную жизнь, а в вечность. Куда человек в этой вечности попадет, во многом зависит от его свободной воли, от того, как он пройдет свой земной путь. Но возможность обрести вечную жизнь одна – через зачатие и рождение. А ее-то, эту самую главную возможность, как раз и не принимают в расчет безбожные гуманисты, рассуждая о неравенстве возможностей здоровых и больных.

   Творец жизни – Господь, а родители – единственные ее проводники. Только через них Он воплощает Свой замысел. И именно за это, за потенциальную возможность обрести небесный рай, дети должны быть благодарны родителям. Любым, даже самым что ни на есть дурным и безответственным. Даже тем, кто бросил своих детей. Тем, кого в житейском смысле и родителями-то не назовешь. Недаром пятая заповедь не призывает почитать хороших родителей, а лаконично, безо всяких уточнений гласит: «Чти отца твоего и матерь твою» То есть любых!

   И так, метафизическая роль физических родителей абсолютно уникальна, и потому сатана, что в переводе с древнееврейского означает «противник», всячески старается эту роль затушевать, принизить, опорочить. Сколько запущено в оборот уничижительных выражений: «дурацкое дело нехитрое», «сделали ребенка», «наклепали детей», «животный инстинкт материнства», - сравнений из области зоологии: «плодовита как крольчиха», «она уже с икрой», «он взял ее с приплодом», «отелилась», - из ботаники: «ты женщина, а не семенной огурец!» - из кулинарии: «с начинкой»…

   Кто поставит под сомнение справедливость афоризма «Не та мать, которая родила, а та, которая воспитала»? Еще чаше такое можно услышать об отце. И в нравственно-этическом плане это правильно. А в мистическом ошибочно. Но поскольку для многих людей вечная жизнь – либо миф, либо невообразимая абстракция (да что говорить, даже глубоко верующие христиане совсем не всегда связывают зачатие, вынашивание и рождение человека с бессмертием души), роль кровных родителей не так уж сложно принизить до животного уровня, а то и вовсе свести к нулю.

   Когда об этом думаешь, по-новому высвечиваются слова апостола Павла из 1-го Послания к Тимофею. Не постижение премудрости, не преуспеяние в каком-то ремесле или общественных делах и даже не воспитательная функция (мальчиков в старину женщины почти не воспитывали) названы залогом женского спасения, а, выражаясь современным языком, функция репродуктивная: «Жена… спасется через чадородие». Конечно, при условии: «если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием» (1 Тим. 2: 15). Но последнее заповедано всем христианам, независимо от пола, а вот чадородие – специфически женский путь спасения, возможность для каждой женщины искупить грех праматери Евы. И об этом весьма определенно пишет апостол Павел. Смотрите, как его рассуждение выглядит целиком: «…не Адам прельщен, но жена, прельстившись, впала в преступление; впрочем, спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием» (Тим. 2: 14-15). По вине Евы Человеческий род был изгнан из земного рая, и теперь ее дочери должны искупать первородный грех рождением потенциальных обитателей рая небесного. А как часто слышишь даже от православных женщин, что лучше родить одного-двух детей, зато дать им хорошее воспитание и образование! Дескать, количество потомства обратно пропорционально качеству жизни каждого из детей: на еду, на одежду, на различные кружки и студии, на обучение в школе и вузе – на все нужны деньги. Поделив на нескольких, не дашь по-настоящему никому. Согласитесь, это иной взгляд на «цели и задачи материнства».

   - Нашли тему для иронии! – гневно воскликнет благочестивая мать. – А что, разве уже не обязательно воспитывать и выучивать детей? Нарожать, а там пусть растут, как сорная трава? Ничего себе, у вас понятие о родительском долге!

   Но ведь мы не спорим о важности воспитания. Только, во-первых, одно нельзя противопоставлять другому, а во-вторых, не следует так смешивать акценты на земную жизнь.

   В одной широко известной молитве матери о чадах своих почти дословно повторяется строка из книги пророка Исайи. Там, правда, говорится: «Вот я и дети, которых дал мне Господь» (Ис. 8: 18). А в молитве читаем: «Удостой меня, с упованием на твое милосердие, предстать с ним (с детьми. – Авт.) на Страшном суде Твоем и с недостойным дерзновением сказать: «Вот я и дети мои, которых Ты дал мне, Господи!»

   ТЫ, а не я! А что должна будет сказать женщина, руководствовавшаяся ленинским принципом «лучше меньше, да лучше»? Ты давал, а я не хотела? Думала, мне виднее, когда придет нужный момент? Полагалась не на Тебя, а на себя? Считала, что слова апостола мне не указ? Не верила в помощь Твою и Твое промышление о моей семье?

   Даже если отказ от многодетности не связан с эгоистической боязнью трудностей, все равно он свидетельствует о маловерии. Так что не только аборт и гормональная контрацепция, фактически вся имеющая абортивный эффект, не только «барьерные» методы, связанные с излитием семени (грех, каравшийся в Ветхом Завете смертью), но и самые, казалось бы, невинные, «естественные» методы планирования семьи, мягко говоря, небезупречны.

   И пусть никому из нас неведомо, кого Господь помилует и введет в Царствие Небесное, все же чем больше детей, тем больше возможность, что хотя бы кто-то станет праведником и молитвенником о нашем роде. Не потому ли так преизобилует сейчас благодать на тех православных семьях, которые вопреки логике мира сего полагаются на волю Божию и в наше трудное время рожают много детей? Эту благодать чувствуешь почти физически, особенно если родители сами из многодетных православных семей и их предки тоже были чадолюбивы, то есть правильное устройство семьи и жизни не нарушалось ни в одном поколении. (Хотя быт в таких семьях совсем не похож на фотографию из глянцевого журнала.)

   Когда ангел света, денница, возгордившись, пал, он увлек за собой в преисподнюю треть ангелов. И согласно святоотеческому преданию, конец мира сего настанет, когда праведники на небесах восполнят число отпавших ангелов. Большинство живущих на земле людей об этом не знают или знают теоретически, но к собственной жизни эти знамения не прикладывают. Зато сатана предпринимает массу практических усилий, чтобы отсрочить свою окончательную погибель. Ему-то чем меньше праведников на небесах, тем лучше. Потому он и враг рода человеческого, что его погибель совершится через людей. Хотя победит дьявола Христос, залог этой победы – продолжение человеческого рода. Не будут рождаться люди – не будет пополняться небесное воинство. Вот враг и стремится как можно больше душ погубить, одних развращает, а другим и вовсе не дает родиться. Не случайно в сектах сатанинского толка культивируются разврат, отказ от деторождения и аборты.

 

 

Устами младенцев

 

   В ХХ в., когда идеология планирования семьи, провозглашающая право людей на «безопасный секс» (то есть на все тот же разврат, отказ от деторождения и аборты) пронизала как международное право, так и национальные законодательства многих стран, постепенно происходит сатанизация мира. Хотя люди пребывают в уверенности, что это никакой не сатанизм, а, наоборот, просвещенность, цивилизованность и гуманность.

   «В 1580 г. французский юрист Жан Бодлен пытался систематизировать преступления колдунов и ведьм по 16 пунктам», - пишет архимандрит Рафаил (Карелин).

   Шестой пункт гласил, что эти пособники нечистой силы «посвящают дьяволу зародыши, находящиеся в утробе матери». Затем эти зародыши умертвляли, из них приготовляли колдовскую мазь – аналог нынешних фетальных, то есть эмбриональных препаратов.

   «Мать, убивающая ребенка, сама того не понимая, соучаствует в колдовском ритуале – в посвящении ребенка демону, а вместе с ним – своей души, - читаем в книге архимандрита Рафаила. – Жертвоприношение демону, как свидетельствуют об этом многие документы, относящиеся к демонологии, является непременной атрибутикой черной магии. Эти жертвоприношения, особенно человеческие, способны вызвать стихийные бедствия: землетрясения, неурожаи, эпидемии, наводнения, засухи, а также войны, междоусобицы и другие бедствия… Многие люди не понимают, что убийство ребенка во имя идола своей комфортности, во имя идола семьи, во имя идола денег делает человека демонопоклонником. Приведем пример. Некоторые люди, участвующие в ритуалах кришнаитов, йогов и различных оккультных сект, не понимают, что они отрекаются от Христа и поклоняются идолам Кришны, Шивы и Бухамеда. Они считают эти обряды и упражнения способом для приобретения психологической энергии и обещанного здоровья. Многие, обращаясь к гадалкам и знахарям, называют их заклинания и заговоры «молитвами» и не понимают, что они вошли в общение с темными силами. Так, большинство наших современников, совершающих детоубийство, не понимают, что они этим самым совершают поклонение сатане, что убийство ребенка – это кульминационный пункт в сатанинских оргиях, что они совершают то же самое, что и адепты черной магии во время своих сборищ. Они не знают, но дьявол знает это» (Архимандрит Рафаил (Карелин). В аду на земле. М., Саввино-Сторожевский монастырь, «Центр Благо», 2001. С. 128-130).

   Желая написать о неблагодарности детей, мы, как заметил читатель, много говорили о взрослых. Сперва нас это даже смущало. Мы думали, что уклоняемся в сторону пусть смежной, но все же другой темы. Но когда пробовали выровняться, не выходило. И только к концу нам стало ясно, что это неспроста. В основе дерзкой фразы ребенка «Я не просил меня рожать» и взрослой идеологии планирования семьи лежит одно – отвержение Божественного замысла о себе и о своем спасении. А ребенок еще и отвергает непосредственных исполнителей этого замысла, родителей.

   «Я не просил меня рожать…» так мог бы завопить из глубин преисподней нераскаянный грешник, привыкший всегда и во всем винить других и неизбежно доходящий в своем исступлении до богоборчества. Теперь же этот адский вопль все чаща исходит из уст детей – тех, кого еще недавно было принято сравнивать с ангелами. И по логике нового антихристианского мироустройства, лукаво именующего себя глобализмом, может стать юридической нормой.

   Что ответим на это мы, в сущности, такие же дерзкие, неблагодарные дети своего Небесного Отца?

 

 

 

О ЮБВИ И ЖАЛОСТИ,

или «БЕДНЫЕ ЛЮДИ»

(не по Достоевскому)

 

   Много можно назвать параметров, по которым разнятся исторические эпохи: идеология, тип государственного правления, экономический уклад, ценностные приоритеты, культура, мода и проч. А есть маркер, который стоит отнюдь не в первом ряду, но является довольно колоритным показателем времени. Это… обвинения, предъявляемые противникам. Государственные обвинения обычно звучат более грозно: «измена королю», «враг народа», «отравитель колодцев», «пособничество терроризму». Общественные – помягче, но все равно нелицеприятно: «трус», «коварный», «низкий человек», «морально неустойчив», «ловкач», «ни стыда ни совести», «ретроград»… Сейчас в эпоху скоростной смены ценностей, почти все старые обвинения сняты, а то и превратились в похвалы.

 

 

Похвальные пороки

 

   Трусом быть уже не позорно. Многие московские (и не только) парни не стыдятся заявлять, что им страшно пойти в армию, и требуют, чтобы родители их «отмазали». Слово «коварство» вообще выведено из оборота, а его младшая сестра хитрость теперь в почете. «Ты будь похитрее», - советует трехлетнему внуку бабушка и укоряет родителей: «Как он у вас жить-то будет? Совсем не воспитываете! Другие в его возрасте уже вон какие ушлые, а наш лопух все готов отдать, всем уступить. Кем он у вас будет? Неудачником?»

   Низкое – поведение, жаргон, стиль, вкус – стало престижным. «Моральная неустойчивость» теперь переведена в ранг сверхдостоинств и именуется внутренней раскрепощенностью, освобождением от комплексов. Детей призывают «стучать» на родителей и педагогов омбудсмену – уполномоченному по правам ребенка. Ловкачество тоже многими одобряется. Про таких людей говорят: «Умеет устроиться», «умеет жить», «молодец, вовремя подсуетился». Стыд объявлен пещерным предрассудком. Совесть же все больше упоминается не сама по себе, а в правозащитной идиоме «свобода совести». Разве что ретроград (правда, теперь чаще говорят «мракобес») по-прежнему порицаем.

   С другой стороны, новое время породило новые обвинения – например, в нетолерантности, в экстремизме… Для их понимания необходимо владеть новоязом.  А в одном новомодном обвинении, наоборот фигурирует даже не старое, а вечное слово – «любовь». Звучит это обвинение, правда, несколько по-иностранному: «В тебе (в нем, в них) нет (мало) любви». Еще недавно так не говорили.

   Теперь же говорят сплошь и рядом. Причем не только выясняя личные отношения, но и когда хотят заткнуть рот противнику в споре. Это что-то вроде словесного кляпа. Аргументы по существу вопроса можно даже не подбирать. Главное, первому заявить об отсутствии любви, и дело в шляпе. Твой оппонент вынужден замолчать. А что ему, бедолаге, остается делать? Доказывать, что любовь у него есть? Но, во-первых, не очень-то принято рекламировать свои добродетели даже в тех случаях, когда в них кто-то сомневается. И во-вторых, это не доказуемо: на каких весах взвесить, какой линейкой измерить любовь?

   Хотя, конечно, педалирование темы любви возникает сейчас не на ровном месте. Народу вернули право верить в Бога. Теперь все, даже далекие от Церкви люди знают, что Бог есть Любовь и что надо любить друг друга. Да и свидетельств оскудения в мире любви предостаточно: миллионы абортов, социальное сиротство, семейные конфликты, разводы, рост числа убийств, самоубийств, похищение детей, терроризм. В общем, неудивительно, что людей так беспокоят вопросы любви, ее отсутствие или нехватка. Только вот понимают под любовью разные вещи. Подчас даже диаметрально противоположные. И разногласия идут по двум основным линиям: кого любить и что понимать под христианской любовью?

 

 

«Бедные старички»

 

   По первому пункту отчетливо наблюдается тенденция отдавать предпочтение носителям зла и порока, а не их жертвам. Попробуй заикнись о смертной казни для наркодельцов и о принудительном лечении для наркоманов. Ты жесток и немилосерден. У тебя репрессивное мышление. О наркодельцах вообще стараются не упоминать: дескать, все равно с ними ничего не поделаешь, что понапрасну сотрясать воздух? А о наркоманах, если не хочешь, чтобы тебя обвинили в нехватке любви, нужно говорить исключительно как о страдающих личностях. Страдания же их близких: родителей, умирающих раньше времени от горя, жен и малых детей, живущих в аду, прохожих, ограбленных и покалеченных ради дозы, - все это любвеобильных гуманистов не трогает.

   Не трогают их и нравственные страдания миллионов людей, вынужденных ходить по улицам городов, оскверненных непристойной рекламой, жуткими афишами, похабщиной в витринах газетных киосков и на книжных развалах. Глаза девать некуда – повсюду пошлость и смрад. Для людей мало-мальски чувствительных это все равно как вдыхать зловонные испарения.

   Но гуманисты гораздо больше заботятся о том, чтобы не страдали блудники и извращенцы. Разве позволительно ущемлять их право на свободу информации и культурный досуг? Невозможно забыть, как пекся о «бедных старичках» режиссер С. Говорухин, когда в конце 90-х, в бытность свою депутатом Государственной думы, продвигал закон, который, будь он принят, фактически легализовал бы порнографию в нашей стране. Среди православных этот закон так и назывался – «говорухинский». Попечение депутата о «старичках», правда, выглядело довольно экзотично. «Противники нашего закона совершенно не думают о пенсионерах! – патетически восклицал депутат. – Старики ведь немощны, сами уже не могут. Так пусть хоть по телевизору посмотрят про это, сходят в магазин интимных товаров, молодость вспомнят, взбодрятся…» (Цитируем по памяти, поэтому за дословную точность не ручаемся, но смысл высказывания был именно такой.)

   Как вы понимаете, обобранные и униженные пенсионеры в таком «милосердии» нуждались меньше всего. Закон нужен был порнодельцам и людям с сексопатологией. Но подавалось все под соусом гуманизма и заботы о социально незащищенных.

   Любовь к развратникам и маньякам уже привела к тому, что дети в крупных городах лишились возможности нормально развиваться и взрослеть. Всего двадцать лет назад они, начиная с пяти лет, самостоятельно гуляли во дворе. А чуть позже сами ездили (конечно, недалеко) в кружки и музыкальную школу. Теперь об этом не может быть и речи. Во двор если и выпускают, то только позже, лет в девять-десять. В «самостоятельное же плавание» - и вовсе в подростковом возрасте.

   В результате упускаются оптимальные периоды для выработки навыков самостоятельности, ответственного поведения, умения дружить, играть в команде, спокойно проигрывать, не выпячивать себя и т. п. Короче говоря, у многих людей вовремя не вырабатываются качества, совершенно необходимые для нормального взросления, то есть возникает задержка психического развития.

   А развитие физическое? То, что сейчас лишь частично и не всем удается компенсировать спортивной секцией, еще недавно ребенок получал безо всяких материальных затрат во дворе. В буквальном смысле играючи. Салки, прятки, вышибалы, классики, прыгалки походя развивали ловкость, скорость реакции, быстроту бега, прыгучесть.

   Но вместо того чтобы запретить пропаганду разврата и насилия (каковая, разумеется, ведет к умножению числа маньяков), а также усилить охрану общественного порядка, либералы кричат, что это возвращение к полицейскому государству. И предлагают – в целях безопасности – детей до двенадцати лет никуда не выпускать без сопровождения взрослых, научить их в каждом постороннем человеке подозревать потенциального насильника и потому никогда, ни при каких обстоятельствах не вступать с ним в контакт. А некоторые даже поговаривают, что хорошо бы детям давать с собой оружие! К примеру, газовые баллончики и пистолеты. (Пока, правда, законодательство до четырнадцати лет этого не позволяет. Но законы меняются. Было бы желание…)

 

 

«Вы недолюбили свою дочь!»

 

   Мы много раз спрашивали тех, кто рассуждает о любви с позиций либерального гуманизма: почему они так избирательны в своих чувствах? Почему им жалко строго наказать педофила и не жалко детей, ставших его жертвой? Не жаль убитых горем родителей? И не получили внятного ответа. Даже наоборот. Стоило заговорить о страданиях родителей, как те моментально делались объектом нападок: дескать, любовь у них недостаточная, от этого все беды.

   Ловко устроились растлители всех мастей! Пробили законы, позволяющие беспрепятственно развращать детей, загадили все культурное пространство демонстрацией насилия, непристойности, демонизма, а вину сваливают на «плохих» родителей. Пожалуй, апофеозом такой наглости была передача «Солнечный круг», посвященная детям – жертвам сатанинских сект. Героиней передачи стала четырнадцатилетняя девочка. Она приобщилась к модному нынче молодежному течению «готов», широко разрекламированному в Интернете и печатных изданиях. Среди адептов этого течения, как выяснилось, практикуется вампиризм. Девочка тоже стала вампиром и производила впечатление повредившейся в рассудке.

   Ее мама не выдержав потрясения, незадолго до передачи скончалась от разрыва сердца. На отца же больно было смотреть – такая маска страдания застыла на его лице. Однако он согласился принять участие в передаче, чтобы предупредить других родителей о страшной опасности, нависшей над детьми. Но когда речь зашла о необходимости серьезной борьбы с сатанинскими сектами, в которые попадают сотни, если не тысячи подростков, и отец девочки сказал, что нужно убирать из открытого доступа информацию о «готах», на их защиту тут же ринулась приглашенная в качестве эксперта известная феминистка.

   - Опять информация виновата?! Дело не в информации! Надо любить детей, и все будет в порядке. Вы просто недолюбили свою дочь, - не постеснялась она заявить несчастному отцу.

   Эту сцену трудно описать словами, ее надо было видеть. Наглая особа, сделавшая неплохой бизнес на обслуживании реальности, в которой детей можно губить беспрепятственно, и тихий, раздавленный горем человек, потерявшей жену и фактически потерявший дочь. Он не знает, как спасти девочку, он уже истерзался самообвинениями. И его, лежачего, наотмашь бьет «эксперт по вопросам родительской любви».

   Похоже, бить лежачего принято у современных гуманистов. В русской культуре как-то само собой разумелось, что в милосердии и защите больше всего нуждаются слабые. Вспомним хотя бы столь приглянувшуюся нашим отечественным писателям тему «маленького человека». У апологетов любви часто бывает наоборот: слабого, несчастного еще и обвиняют. Особенно ярко это проявилось в ельцинские времена, когда «гуманисты» дорвались до власти. Тут они мигом позабыли про свои воздыхания о «слезинке ребенка». Слезы потекли рекой, но у них это не вызывало ни малейшего сочувствия. Наоборот, они не стеснялись объяснить крушение жизни миллионов людей «совковой» ленью, тупостью и неумением встроиться в рыночную экономику. Разве не бить лежачего – платить людям гроши (да и те задерживать по полгода!), но при этом назойливо рекламировать по телевизору «сладкую жизнь» - дорогие машины, недвижимость в Испании и на Кипре?

   Сейчас, когда либералов малость отодвинули, такого демонстративного издевательства уже нет. Однако до того, чтобы сочувствие к слабым стало доминантой нашей жизни, еще очень далеко. Что означает перевод медицины на платные рельсы? А то, что бедные люди, питаясь хуже, чем богатые, с большей вероятностью могут заболеть и в условиях рынка остаться без квалифицированной медицинской помощи. А эвтаназия? Что это, как не осуществление сатанинского принципа «падающего подтолкни»? Зловещая шутка «пристрелить, чтоб не мучился» в ряде стран звучит уже вполне серьезно, без тени юмора. Только вместо выстрела – укол.

 

 

«Бедная» молодежь

 

   В православной среде понятие о любви к ближнему, слава Богу, столь глубоко не искажается. Но все же отдельные нотки этих мотивов нет-нет да и проскальзывают. Помнится, не так давно, во времена дикого капитализма (или первоначального накопления капитала – как кому больше нравится), участь «новых русских бедняков» и тут волновала далеко не всех. Разговоры о социальном расслоении казались чуть ли не крамолой, кто-то называл их «зюгановщиной». К счастью, такая, откровенно говоря, позорная для христиан позиция стала анахронизмом. Теперь о необходимости восстановления социальной справедливости открыто говорят с трибун высшие церковные иерархи. Из выступления митрополита Смоленского и Калининградского (ныне патриарха Московского и всея Руси. – Ред.) Кирилла на XI Всемирном Русском Народном соборе: «Благодаря экспорту природных ресурсов… богатеет очень незначительная часть общества. С другой стороны – большинство населения страны живет в нищенских условиях. Можно было бы сказать: «Не надо завидовать, а надо работать», - но в том-то и дело, что люди работают, а получают за свой труд гроши. Если в прежние времена такую зарплату компенсировала мощная социальная система, доставшаяся в наследие от советских времен, то с каждым годом она все больше тает… Преодоление вопиющего неравенства в России – это в первую очередь вопрос выживания нашей страны. В других странах мира в условиях подобного разрыва между уровнями жизни происходят социальные беспорядки и даже революции. Мы не можем наступать на одни и те же исторические грабли, индифферентно относясь к столь резкой материальной пропасти между богатым меньшинством и бедным большинством. В начале ХХ в. такая беспечность обошлась нам слишком дорогой ценой, чтобы платить ее еще раз».

   Но если отношение к бедным, несмотря на массированную контрпропаганду, все же вернулось в русло православной традиции, то об отношении в целом к «сирым и убогим» этого пока сказать нельзя. С каким нескрываемым презрением говорят иные публицисты и даже служащие в храмах о стареньких прихожанках! Они и глупые, и невежественные, и погрязшие в обрядоверии, и заедающие век молодых. И к мощам-то они любят прикладываться, и чудесам верят, и за крещенской водой готовы простаивать часами, и исповедуются во всякой ерунде. Даже если эти упреки отчасти справедливы, все равно такое отношение мало сопрягается с декларируемой христианской любовью. Да какая там любовь! Элементарной языческой жалости к старым больным людям – и той в помине нет!

   Какую бурю негодований вызывает ставший уже типичным образ «старухи у подсвечника»! Она обязательно злобно шипит, делает замечания, и оскорбленный молодой человек, впервые переступивший порог храма, покидает его, чтобы больше никогда не вернуться. Образ старухи вырастает до размеров мифологического чудовища – фурии, гарпии, медузы Горгоны. А молодой человек предстает этакой жертвой – маленький, слабый, ранимый, беззащитный, как младенец. Такие картины охотно рисуются в православной прессе. На молодежных интернет-форумах, в выступлениях миссионеров.

   Но выйдешь на улицу, посмотришь по сторонам – и возникает совсем иное впечатление. Нет, конечно, бывают и застенчивые, и ранимые молодые люди. Но они, во-первых, держатся скромно, даже скованно и, боясь совершить ошибку, стараются не нарушать норм поведения, принятых в том или ином месте. А во-вторых, не они сейчас задают тон в молодежной среде и не о них идет речь в подобных дискуссиях. Речь идет о молодежи, находящейся под сильным влиянием современной массовой культуры, которая всячески возгревает, эгоизм, бунтарство, неуважение к старшим. Поведение таких молодых людей каждый из нас многократно наблюдал в самых разных ситуациях и местах. Например, в общественном транспорте. Наблюдаем мы и поведение стариков, которые за постперестроечные годы уже смирились с ролью «униженных и оскорбленных». Вот они-то как раз слабые, беспомощные и забитые. Забитые настолько, что боятся попросить молодого парня уступить им место. А если за них это делает кто-то другой (что бывает нынче редко), они еще больше пугаются и лепечут: «Не надо, не надо! Сиди, сынок, мне скоро выходить».

   Интересно, злобные гарпии, которые так притесняют стремящуюся в храм молодежь, передвигаются по городу каким-то иным способом? На такси, на личных самолетах, на метле? Или, покинув храм, они вдруг превращаются в безответных божьих одуванчиков? Вряд ли. Скорее, образ, столь полюбившийся церковным либералам, не совсем соответствует действительности. Во всяком случае, нынешней. Раньше и вправду старики чувствовали себя свободней и не боялись делать замечания молодежи. Да, порой в не очень корректной форме, мы это помним по своему детству и юности. Сейчас ситуация совершенно иная.

   Ну а даже если какая-нибудь пожилая женщина, прислуживающая в церкви, одернет молодежь, явившуюся в неподобающем виде? Или – о, ужас! – зашипит? Почему надо на нее ополчаться? Продолжим сравнение с транспортом и представим себе вошедшую в вагон метро старуху, которая не стала покорно мириться с тем, что здоровые парни сидят, развалясь и не собираются уступать ей место, а начала возмущаться. Разве пассажиры дружно встанут на защиту молодых? Нет. Слава Богу, до такого освинения наше общество еще не дошло. Может быть, далеко не все (увы!) ринутся защищать старуху, но и осуждать ее всем миром не посмеют.

   А ведь церковная старушка не за сидячее место бьется, не о себе радеет. Она хочет, чтобы в доме Божием соблюдались приличия. Конечно, всегда лучше сохранять спокойствие и помнить о вежливости. Но если у старой и, скорее всего, больной женщины сдали нервы, то благородным людям (каковыми, по идее, должны быть истинные христиане) не подобает на нее обрушиваться или ее высмеивать. Не подобает из уважения к возрасту, из сострадания к старческой немощи. Даже если она не права! (А в данном случае, когда люди ведут себя в храме развязно, приходят в пляжном или нетрезвом виде, она по сути права!)

   Не странно ли? Невоцерковленные в массе своей пассажиры в метро проявляют по отношению к старости большую воспитанность, чем иные христианские наставники. (Они, конечно, оправдывают это заботой о будущем – чтобы не отпугнуть юношество от Церкви. Но гораздо опасней взращивать юношеское хамство и потакать своеволию. К чему это привело в западных церквях, по выражению Ф. М. Достоевского, «слишком известно».)

 

 

«Бедные» мужья, сыновья и дочери

 

   От старых женщин плавно перейдем к молодым. Сколько ни доказывай, что наши современницы сильней и выносливей мужчин и словосочетание «слабый пол» давно устарело, женщина продолжает по своим врожденным особенностям быть намного слабее мужчины. И то, что ей пришлось сейчас взвалить на себя тяжкую ношу, должно, казалось бы, вызвать сочувствие, желание поддержать, ободрить, защитить. «Русская долюшка женская» никогда-то не была особо легкой, но сегодня груз, лежащий на женских плечах, вдобавок отягощен морально. Одно дело работать за двоих, быть детям и за мать, и за отца потому, что муж геройски погиб на войне. И совсем другое, если он оставил семью, не желая за нее отвечать (по современной статистике, 80% детей-инвалидов брошены отцами), или напрячься и подзаработать для семьи. Но на выпивку, курево, телевизор, компьютерные игры у него и сил хватает, и здоровья, и денег.

   Казалось бы, это так очевидно, что не нуждается в дополнительных разъяснениях. И еще недавно и не нуждалось. Это как почтение к старикам, было неотъемлемой частью нравственного кодекса более или менее окультуренного человека. А по-настоящему любящие, благородные сердца не только теоретически, но и своим реальным участием старались облегчить женскую долю. Духовные чада о. Иоанна (Крестьянкина) вспоминают, что он именно к женщинам испытывал какое-то особое сострадание, никогда не уставал их утешать и ободрять, одаривал такой отеческой любовью, что самая разнесчастная уходила от него окрыленной.

   Сейчас не так уж редко можно наблюдать противоположную тенденцию. Несчастную женщину не только лишают сочувствия, но и норовят свалить всю вину на нее. Дескать, муж пьет не потому, что из-за своего слабоволия стал жертвой оголтелой политики спаивания народа, а потому, что жена его пилит, недооценивает, лишает инициативы. И подросток не потому перестал ходить в церковь, что сегодняшняя подростковая субкультура «рок-секс-наркотики» уводят от благочестивой христианской жизни, да и отец вкупе с другими родственниками никогда не поддерживал мать в ее попытках оградить ребенка от растления, а потому, что она «достала всех своей верой». Примеры подобного перевода стрелок можно наблюдать и в быту, и в публицистике. Сошлемся на статью Ю. Максимова «О семье, неофитах и компьютерных играх», полемизирующую с нашим очерком «Критика чистой радости» (ознакомиться с обеими работами можно на сайте Православие.ru).

   Мы нарисовали портрет женщины страдающей. Такие женщины, по крайней мере, нам попадаются очень часто, и обстоятельства их жизни мы знаем достаточно глубоко, поскольку наша психокоррекционная работа с ребенком предполагает тесный контакт с его семьей. Женщины описанного нами типа обычно бывают совсем не вздорными, покладистыми, милыми, интеллигентными, они теряются от грубости и хамского напора. Им присуще повышенное чувство ответственности, совестливость и альтруизм. Чего у них нет – так это твердости характера, умения дать в каких-то случаях решительный отпор. Поэтому им легко садиться на шею. Такие женщины – вовсе не командиры. Наоборот, ими командуют все, кому не лень. В том числе, к сожалению, и дети.

   Надо было сильно постараться, чтобы превратить эту жертву в агрессора. У нас она «терпит, молится, исповедуется», пытается, по совету батюшки, «не обострять» отношения. То есть избегает ссор. В трактовке уважаемого Ю. Максимова, она принимается непрестанно «обличать неправедный образ жизни своих родных», призывает выкинуть телевизор, разломать диски с компьютерными играми, вырвать (обратите внимание на подбор глаголов! – Авт.) пирсинг из пупка, назойливо приглашает сходить на литургию или исповедь, навязывает собственные мнения, сопровождая все это запретами, приказами, угрозами и ссорами. Вдобавок она еще глупа и невежественна. Ю. Максимов советует ей: «Прежде чем подсовывать Библию сыну, стоит самой для начала прочесть ее; и прежде чем призывать мужа принять христианство, самой как следует уяснить истины веры».

   То есть воображение автора, нисколько не согласуясь с логикой выведенного нами характера, приписало нашей героине не совместимые с подобным характером свойства. Автор при этом ссылается на свой «скромный опыт» работы в воскресной школе для взрослых, где ему доводилось видеть немало неофиток. Спорить не будем. Может, в воскресную школу и на психологическую консультацию приходят совершенно разные люди. Скажем только, что у таких иступленно-истеричных особ, какой выглядит наша героиня в статье «О семье, неофитах и компьютерных играх», бывают совершенно другие результаты «построения близких на подоконнике» Муж под каблуком, дети боятся пикнуть, чтобы не вызвать очередной скандал. Если бы сварливой жене, изображенной в статье Ю. Максимова, активно не нравилось то, что ее муж регулярно (как написано у нас) засыпает с включенным телевизором под звуки выстрелов и сексуальные стоны, он бы не смел и помыслить о подобных усладах. Иначе «ящик» был бы обрушен ему на голову, и под эти стоны заснуть не удалось бы никому.

   Так что полемизировать желательно с авторским текстом, идеями и образами, а не с фантомами собственного воображения. (Хотя второе, безусловно, легче.) Впрочем, куда интересней другое: почему полемист, так проникновенно говорящий о христианской любви, не проявил ее к описанной нами страдающей женщине, а, наоборот, поспешил ее обвинить? Только ли мужская солидарность тому причиной? Конечно, сварливые, крикливые «генералы в юбке» тоже встречаются среди наших современниц ( в том числе и в кабинете психолога), но, повторяем, мы-то описали совсем иной характер и иную судьбу.

 

 

«Бэдный парень!»

 

   Право же, стоило бы воздержаться от вышеприведенного примера, если бы это был некий частный случай. Но, увы, он свидетельствует об определенной тенденции. Как принято говорить, «мне это что-то напоминает». Что же нам напоминает описанная тенденция перевод стрелок с обидчика на обиженного? Лирическая аллюзия – сказка о «Золушке». Помните, как мачеха с дочерьми издевалась над падчерицей и ее же во всем обвиняла? Но читатели на протяжении нескольких столетий все-таки солидаризовались с Золушкой. Сейчас же, когда все чаще берется на вооружение право сильного и жертву норовят превратить в виновника, когда даже дети, с чуткостью флюгера реагирующие на нравственно-культурные сдвиги, нередко сочувствуют не положительным, а отрицательным персонажам, популярная сказка, того и гляди, получит другую трактовку. Золушку обвинят в том, что она своим постным видом и назойливой (хотя и молчаливой) проповедью христианских добродетелей раздражала женщину, заменившую ей мать, и сводных сестер, которые не знали, куда деваться от ее ханжества, и которым так претил ее мизерабельный, псевдохристианский облик – заношенная одежда и стоптанные башмаки.

   А вторая иллюзия двадцатилетней давности – это уже не лирика, а скорее, черный юмор. Отдых на Кавказе в абхазской семье. Утро. Завтрак с хозяевами дома. Неожиданно в столовую врывается юноша-сосед и, взволнованно жестикулируя, рассказывает о страшной трагедии, разыгравшейся в близлежащем селе. Обезумевший от ревности муж зарезал жену и размозжил голову грудному ребенку, ударив его с размаху о стену. После чего скрылся в горах, и теперь его разыскивает милиция.

   - Ай-ай-ай! Ай-ай-ай! – хозяин дома так распереживался, что выскочил из-за стола и начал метаться по комнате.

   Московские постояльцы уже открыли рот, чтобы выразить сочувствие невинно убиенным матери и  младенцу, но не успели. Хозяин рухнул на стул и простонал:

   - Бэдный парень! Бэдный парень! Если поймают – всю жизнь загубят!

   Тогда оплакивание убийцы при полном игнорировании зверски убитых было настолько диким и нереальным, что воспринималось как скверный анекдот. Теперь же без всякого преувеличения можно сказать, что почти в любой аудитории найдутся подобные печальники о «бэдном парне».

   (Для тех, кто думает, что мы преувеличиваем, маленькая цитата. «Газета.Ru» от 7 июня 2007 г.: «Дети убивают детей. В Новосибирске подростки задушили 5-летнего ребенка, в Оренбурге 14-летний школьник убил 4-летнюю соседку. Мотивы преступлений непонятны. Милиция обвиняет в трагедиях родителей, невнимательно следивших за своими детьми». Не за подростками, конечно, как явствует далее из заметки, а за убитыми малышами, которые – в провинции это пока по-прежнему распространено – всего-то навсего гуляли под окнами во дворе. Что тут скажешь? Еще недавно, даже если бы родители малышей действительно были в чем-то виноваты, не у всякого повернулся бы язык заикнуться об этом – все ж таки у людей горе… Их пожалеть, а не обвинять надо.)

 

 

Милосердие или жестокость?

 

   Наверное, у кого-то напрашивается возражение: а что, не должно быть жалко, особенно людям верующим, того, кто губит свою душу – наркомана, развратника, убийцу? Христос-то пришел к грешникам. Он тоже их жалел больше всего. И потом, разве они не жертвы дурного воспитания, тяжелой жизни, духовной непросвещенности?

   Конечно, жалко. И конечно, жертвы. Но во-первых, как мы уже сказали, в здоровом обществе, где не попрано чувство справедливости, пострадавших от преступления жалеют все-таки больше преступников. А во-вторых, надо разобраться, что означают жалость и любовь в данной ситуации. То, что у Пушкина в стихотворении «Памятник» названо «милостью к падшим».

   Надеемся, никто не будет спорить с тем, что человек должен печься о спасении своей души. Об этом нам постоянно напоминает Писание, Святые Отцы, молитвы, батюшки в проповедях. Но спасением своей души дело не ограничивается. «…Прошу и умоляю иметь великое попечение о своих детях и постоянно заботиться о спасении души их», - призывал св. Иоанн Златоуст («Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского, в русском переводе. СПб., Издание СПб. Духовной академии, т. 3, кн. 1, 1898).

   Но не только дети должны входить в круг нашей заботы. Еще раз процитируем Иоанна Златоуста: «Мы дадим страшный ответ и в том, что теперь кажется маловажным, ибо судия с одинаковой строгостью требует от нас (попечения о спасении) и нашем, и наших ближних. Поэтому Павел везде убеждает: «Никто не ищи своего, но каждый пользы другого (1 Кор. 10: 24); поэтому он и коринфян сильно порицает за то, что они не пеклись и не позаботились о впавшем в прелюбодеяние, но оставили без внимания опасную рану его (см.: 1 Кор. 1-2); и в Послании к Галатам говорит: «Братия! Если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового» (Гал. 6: 1). А еще прежде их он убеждает к тому же самому и фессалоникийцев, говоря: «Увещевайте друг друга и назидайте один другого, как вы и делаете» (1 Фес. 5: 11)…» (Там же, т. 1, кн. 1).

   Когда читаешь дальше, кажется, что это написано сегодня, будто великий святитель Константинопольский послушал дебаты воцерковляющихся интеллигентов о личном спасении и решил закрыть эту полемику словами: «Чтобы кто-нибудь не сказал: «Что мне заботиться о других? – погибающий пусть погибает, а спасающийся пусть спасается. Это нисколько меня не касается, мне повелено смотреть за собой», - чтобы кто-нибудь не сказал этого, Павел, желая истребить такую зверскую и бесчеловечную мысль, противопоставил ей такие законы, повелевая оставлять без внимания многое из своего, чтобы устраивать дела ближних, и требует во всем такой строгости жизни. Так и в Послании к Римлянам он заповедует иметь великое попечение об этом долге, поставляя сильных как бы отцами для немощных и убеждая их заботиться об их спасении (см.: Рим. 15: 1). Но здесь он говорит это в виде увещевания и совета, а в другом месте потрясает души служащих с великой силой, когда говорит, что нерадящие о спасении братий грешат против самого Христа и разрушают здание Божие (см.: 1 Кор. 8: 12)».

   Далеко, однако, зашли нынешние игры в толерантность. Сейчас даже за обвинение кого-то в равнодушии можно схлопотать ярлык экстремиста, а св. Иоанн Златоуст не боялся называть вещи своими именами. «Зверская и бесчеловечная мысль», - пишет он. А что? Разве не бесчеловечно давать ближнему погибнуть и иезуитски уверять окружающих, что это и есть настоящая любовь?

   Ну а теперь вернемся к «падшим» и спросим себя: в чем должна проявляться христианская любовь по отношению к ним? Если печься о спасении их души и считать это попечение главной стратегической целью, то необходимо добиться выполнения двух тактических задач: 1) чтобы они раскаялись и 2) больше не предавались своему пороку, не совершали преступлений.

   В жизни, правда, часто приходится менять местами первое и второе, так как человек, порабощенный пороком, далеко не всегда хочет (и может) от него освободиться. Поэтому ему необходимо помочь, создать условия. С этих позиций помещение преступника за решетку гораздо больше соответствует духу христианской любви, чем оставление его на свободе. В тюрьме или в колонии он хотя бы на время теряет возможность убивать, грабить, насиловать. А при добросовестной воспитательной работе еще имеет шанс раскаяться, изменить жизнь к лучшему.

   И по отношению к остальным гражданам это есть акт любви, поскольку, изолируя преступника от общества, власти сохраняют кому-то жизнь, кому-то имущество, кому-то здоровье и достоинство.

   Если же преступник, так-то склонный плевать на запреты и нравственные ограничения, вдобавок уверится в своей безнаказанности, то «гуманисты» создающие ему для этого условия, становятся соучастниками его преступлений, способствуют погублению его души (не говоря уж о своей собственной).

   Конечно, надо всячески защищать невинно осужденных, потому что несправедливое лишение свободы – тоже злодейство. И издеваться над заключенными нельзя, и сурово наказывать за мелкую провинность. Но борьба с этими нарушениями не должна приводить к извращенному понятию о христианской любви.

   А какая на самом деле жестокость так называемый «недирективный подход к алкоголикам и наркоманам»! Сколько раз доводилось читать (в том числе в православной прессе), что на «зависимого» не следует давить. Пусть он, мол, достигнет дна, оттолкнется от него и начнет сам выплывать. Тогда ему и можно будет помочь (если он, конечно, захочет). А вдруг «зависимый» не выплывет и утонет: умрет от передозировки, погибнет в пьяной драке, замерзнет, уснув на улице? Сколько таких «утопленников» похоронили в последние десятилетия российские семьи!

   Ну а даже выплывет… Сколько грехов еще совершит наркоман или алкоголик, пока будет на дно погружаться, сколько горя принесет, сколько людей может пристрастить к своему пороку! Когда любишь, разве будешь спокойно ждать, пока утопающий достигнет дна?

   «Не смейте говорить о грехах и пороках! – поспешат одернуть вас специалисты по христианской любви. Потом процитируют что-нибудь из Святых Отцов на тему «займись лучше своей душой вместо осуждения ближнего» и добавят, что алкоголизм и наркомания представляют собой тяжелые, практически неизлечимые болезни. И говорить больному про его грех – это ли не жестокость? Так можно только окончательно добить несчастного.

   Как, однако, скуден арсенал либеральных манипуляций! В конце 90-х, когда православный народ начал свою борьбу с сокращением нашего населения под видом «планирования семьи», излюбленным аргументом «планировщиков» было: «Да, аборт вредит здоровью женщины. Но не смейте говорить, что это грех детоубийства! Женщина может впасть в депрессию, наложить на себя руки. Надо быть милосердными!»

   И некоторые, испугавшись обвинения в жестокости, покорно замолкали. Хотя «милосердие» это было за чужой счет – за счет убитых младенцев.

   Ну, с «планированием семьи», допустим, ясно. Об их уловках и на Западе, и у нас уже известно немало. Но то, о чем мы пишем сейчас, далеко не всегда носит характер осознанной манипуляции и преследует корыстные цели. Часто причина в другом – в нашем неразличении духовной христианской любви и любви душевной, которая нередко (особенно когда имеешь дело с человеческими страстями и пороками) оборачивается грехом человекоугодия.

   Об этом прекрасно сказал И. А. Ильин: «Душевная любовь ослабляет дух, она неопределенна и беспредметна. Она враждебна волевым порывам. Она тяготеет к всепримиряющему и всеприемлемому нейтралитету. Это бесцельная любовь. Она не несет в себе ни духовного задания, ни духовной ответственности. Это самоценное наслаждение. Кто не позволяет ничему внешнему вывести себя из этого состояния, тот объявляется правым. Такая любовь не сближает любящего с другими людьми, ибо самодовольна и безразлична к их судьбе. «Главное, чтобы я любил, а остальное не в моей власти» (Ильин И. А.О сопротивлении злу силою. «Новый век», №3 (35). 2006).

   Конечно, в жизни бывают сложные ситуации. А главное, сложные чувства, когда нелегко отделить душевную любовь от духовной, эгоистическую от жертвенной. Но сейчас даже в довольно простых случаях порой возникает путаница. Приведем весьма характерный пример. Подобные истории слышишь в православной среде нередко. Муж был хроническим алкоголиком, регулярно приходил (а то и приползал) домой, по модному нынче выражению, «никакой». Но жена ему ни разу ничего не сказала, а лишь кротко укладывала в постель. И наутро тоже не заводила с ним разговоров о его пьянстве и уж тем более не упрекала. Все терпела – ведь «любовь долготерпит», - плакала втихомолку, молилась… И Бог услышал ее молитвы! Муж довольно скоро умер от цирроза печени.

   - Вот это вера! Вот это смирение! – заключила одна из рассказчиц. – Я лично своего бросила, не выдержала. Жить с алкашом никому не пожелаешь – это сущий ад. А она… Ни одного слова упрека! Вот что значит христианская любовь!

   И сердце уже готово отозваться согласием на такую оценку. Но если подумать, подключить к сердцу ум, то станет не очень понятно, чем тут восхищаться. Муж жил, как свинья, и умер без покаяния. А жена его своей якобы христианской любовью в этом свинстве укрепляла. Алкоголики ведь часто не считаю себя алкоголиками. Дескать, если захочу – брошу. Но пока не хочу. Я ведь не просто так пью, а с горя, я человек чувствительный. Или с друзьями, за компанию. И потом, кому это мешает? Жена мне никогда слова не сказала…

   Да, вот так фокус! Если бы аналогичная история произошла в нецерковной среде, в лучшем случае сказали бы, что вдова – эгоистка, что ей было на мужа наплевать и что у нее ледяное сердце. А ведь могли бы заподозрить и более страшные вещи: что она своим невмешательством помогала супругу поскорее отправиться на тот свет в расчете завладеть его квартирой или какой-то другой собственностью.

   «Любовь к ближнему есть любовь к его духу и духовности, а не жалость к его страдающей животности, - писал И. А. Ильин. – Любовь унизительна, если ее воля не направлена к духовному совершенству любимого».

   Люди, не понаслышке знающие о жизни с алкоголиком, подтвердят, что именно это и есть настоящий подвиг. Алкоголики – люди, как правило, с тяжелым характером, упрямые, своевольные, очень дорожащие своей грошовой свободой выпить. Поэтому те, кто становится на их пути к бутылке, подвергаются самым разным видам агрессии: от грязных оскорблений до физической расправы. И долготерпение любви проявляется в данном случае как раз в том, что, борясь с пороком любимого, ты не перестаешь его любить. Ибо, с одной стороны, очень велик соблазн оставить борьбу, махнуть рукой, мол, пусть живет как знает. А с другой стороны, соблазн таится и в противостоянии злу, поскольку легко можно превознестись, утратить уважение и любовь к тому, кого пытаешься спасти. Тем более что он подает столько поводов к тому, чтобы его презирали: за безволие, вранье, полнейшую безответственность, отупение, лень, бессовестность. Да и внешний облик такого человека часто не вызывает нежных чувств. Особенно с возрастом, когда утрачивается обаяние молодости и порок каиновой печатью проступает на лице.

   Еще раз повторим: сохранить любовь в борьбе за душу человека, одержимого страстями, - это истинно христианский подвиг. Не о такой ли любви писал апостол Павел?

 

 

«Любовь не ищет своего…»

 

   Ах как трудно не обижаться, когда тебя обижают, не искать своего, сталкиваясь с непробиваемым эгоизмом, не раздражаться, когда человек изо дня в день делает то, что тебе глубоко противно и что не просто травмирует твой вкус, а объективно является греховным, неприемлемым для верующего человека! Как трудно, не потакая, покрыть любовью… Да что алкоголиков! Детей с тяжелым поведением и то порой бывает любить невмоготу! Хотя к «малым сим» отношение а priori более снисходительное, чем ко взрослым, однако родители истеричного, своевольного или гиперактивного ребенка нередко признаются, что напряжение, в котором он их держит, истощает все силы, и их уже не хватает на любовь. Осудить этих родителей очень легко. Но, как правило, не задумываясь, вешают ярлыки люди, не имеющие сходного жизненного опыта. Нам же кажется, что лучше таких родителей утешить, ободрить, помочь им взять себя в руки и потихоньку научить их управлять поведением ребенка, который кажется им неуправляемым. А параллельно помочь ребенку (с поправкой на его особенности) вписаться в рамки более приемлемого поведения. По крайней мере, мы многократно убеждались, что, если действовать таким образом, бури в семье стихают. А главное, оказывается, что родительская любовь не пропала. Просто она была задавлена грузом усталости, раздражения, обид, сознанием собственной беспомощности, чувством вины.

   Рассуждая о безбрежной, всеобъемлющей христианской любви, либералы стараются изобразить оппонентов мрачными изуверами, которые не дают никому дышать и готовы изничтожить человека за малейшую провинность. Не говоря уж о несогласных с ним родных и близких, которым консерваторы якобы объявляют «тотальную войну». Конечно, люди психически усугубленные, а потому ригидные (негибкие) или агрессивные действительно встречаются, как среди традиционалистов, так и среди адептов либеральных ценностей. Многие авторы, и не только в последнее время, обращали внимание на то, что поклонники свободы проявляют парадоксальную нетерпимость к чужому мнению и, по меткому замечанию известного русского публициста, «чуть что – зовут городового». Так что психические искривления встречаются у разных людей, независимо от их «партийной принадлежности».

   Естественно, мы не призываем к тотальной войне. Ради согласия в семье мы помогаем людям найти компромисс с близкими, сгладить острые углы, не держаться за свои принципы по второстепенным вопросам. Масса бытовых конфликтов возникает из-за несовпадения курсов, привычек, и тут необходимо проявить такт, терпение, широту взглядов. Скажем, если жена любит ходить в консерваторию, а муж – смотреть футбол, стоит потерпеть друг друга. Хотя при выборе жениха или невесты лучше все-таки обратить серьезное внимание на близость интересов, это важная составляющая семейной жизни.

   Нужно терпеть, покрывая любовью, и слабости окружающих: медлительность и суетливость, замкнутость и многословие, неуклюжесть, рассеянность, повышенную тревожность, недостаточную аккуратность. Всего не перечислить. Эти слабости порой могут не на шутку раздражать. Справиться со своим раздражением – тоже маленький подвиг любви. Но одно дело слабости, а другое – пороки, к которым из любви к человеку надо быть непримиримым.

   Сейчас (это стало уже общим местом) налицо так называемое падение нравов. И вполне понятно, что в такой обстановке возникает путаница. Порок норовит объявить себя слабостью, нормой, а то и достоинством. Но надеемся, православные читатели чувствуют эту разницу. Условно говоря, разница между пристрастием к спортивным передачам и к непристойным фильмам, между сказанным сгоряча резким словом и грязной руганью (в том числе при детях).

   Чуть раньше мы написали об алкоголиках. Но ведь очень схожую картину являют наркоманы, игроманы, альфонсы и тунеядцы, мошенники, развратники. Они тоже, по большому счету, слабовольны, безответственны, эгоистичны, бессовестны. Они разрушают жизнь вокруг себя, ломают судьбы, причиняют боль, губят других, и свою душу. То, что сейчас все это безобразие так расплодилось, как раз и есть результат оскудения любви, нашей теплохладности, трусости, боязни прослыть ханжами и моралистами.

   «Духовная любовь, отраженная в ликах древних икон, строга и требовательна, - пишет архимандрит Рафаил (Карелин). – Взор святых смотрит на нас из вечности… тут нет и следа примиренности с грехом или снисходительности к нему. Поэтому лики древних икон непонятны и чужды, а иногда прямо страшны для плотского, привязанного к греху человека. Но в этой ненависти к греху, в этой беспощадной правде одно желание – спасения человека. Истинная любовь, духовная любовь, отраженная древними иконописцами, не идет на компромиссы. Это кажется многим из современных людей жестокостью… Лики древних чудотворных икон строги, потому что они прозорливы. Они видят демонский мир, мир невидимых убийц, видят гнездо греха – жилище сатаны в человеческом сердце…» (Архимандрит Рафаил (Карелин). Умение умирать или искусство жить. М., Изд-во Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2003. С. 352).

 

 

«Любить и хоронить!»

 

   Как известно, язык тонко улавливает суть вещей и явлений. Видно, неспроста сейчас входит в моду эвфемизм, то же связанный с любовью. Узнав, что у твоих друзей тяжело болен кто-то из родственников, спрашиваешь, чем лечат больного. И порой ответ звучит так: «мы его (ее) просто любим». Это означает, что медицина бессильна, дни больного сочтены, поэтому его остается только любить.

   То есть любовь как бы выделяется в самостоятельное действие, приходя на смену медицинской помощи. Хотя в реальности любят близких и во время активного лечения, и когда наступает период последней заботы о его висящей на волоске земной жизни.

   Современные гуманисты стараются как-то незаметно этот подход расширить, распространить на все случаи жизни. Даже на те, когда любовь должна выражаться прежде всего в борьбе, в острой схватке со злом за спасение человека.

   Несколько лет назад нам довелось побеседовать с двумя молодыми священниками, которые, побывав на антинаркотическом семинаре, были под сильным впечатлением программы «снижения вреда».

   - Да ведь в рамках этой программы наркоманов учат «более безопасно» потреблять наркотики и раздают шприцы и презервативы! – воскликнули мы.

   - Что поделаешь?.. Надвигается эпидемия СПИДа, - так или примерно так прозвучало в ответ.

   - Но ведь главная защита от СПИДа – целомудренная жизнь. Может, лучше призвать к покаянию?

   - Призвать-то можно, да толку что? Надо реально смотреть на вещи. Когда эпидемия, никто не застрахован. И потом, у больного СПИДом тоже должно быть право на личную жизнь.

   - И что же делать? – в конец опешили мы.

   - Как что? Любить. Мы же христиане. Мы всех должны любить и особенно грешников.

   - Но ведь столько народу умрет…

   - Умрет! – с какой-то не соответствующей теме веселостью ответил на наше морализаторство батюшка. – Эпидемия – что поделаешь?

   - Да! – подхватил другой. Наше дело – любить и хоронить.

   «Любовь и смерть неразделимы, любовь и смерть всегда вдвоем», - напоминает нам поэт. Вопрос только в том, что эту пару соединяет: вера в Бога, а значит, в победу Любви над смертью, или равнодушие, когда и любить не трудно, и хоронить не жалко.

 

 

 

ТРОЯНСКИЙ КОНЬ

ЮВЕНАЛЬНОЙ ЮСТИЦИИ

 

   В главе «Духовный детдом» мы написали о ключевых словах, которые, как полагается ключам, отворяют дверь в некое смысловое пространство. Если продолжить этот метафорический ряд и придать ему слегка уголовный оттенок, то можно сказать, что бывают слова, подобные лому. Ими можно сбить любой замок и вломиться в любую дверь. К таким «ломовым» словам относится «насилие». Мало какое слово в современной жизни имеет столь выраженную отрицательную окраску. Тем более с добавкой «над детьми»

 

 

Новый проект и старые знакомые

 

   Но иногда сознание каким-то парадоксальным образом реагирует на эти словесные удары. Вдруг тебя озаряет мысль: а почему эта проблема насилия над детьми так взволновала сейчас именно тех политиков и общественных деятелей, которым дети были не просто до лампочки, а которые сделали все, чтобы они оказались в нынешней бедственной ситуации? Когда началось массовое обнищание, в газетах писали о голодных обмороках провинциальных школьников и о том, что в некоторых селах дети даже едят комбикорм. Но нынешние печальники о насилии над детьми бодро отмечали, что иного не дано, законы рынка неотменимы и балласт должен уйти. А все, мол, вопли о бедных детках – это происки красно-коричневых и типичная «зюгановщина». Когда стали вводить плату за обучение и в обществе возникла тревога, что это закроет путь в вузы будущим Ломоносовым из глубинки, борцы с насилием опять же сохраняли невозмутимость. Дескать, элита должна быть потомственной, это нормально, каждому свое. Одним – Гарвард, другим – коровы. Кому-то же надо их доить!

   А какую бурю возмущения среди защитников детских прав вызвали робкие попытки ввести сто-то вроде нравственной цензуры?! Хотя бы для несовершеннолетних. Уж это бы точно снизило процент насилия, в том числе и над детьми, ибо преступники нередко воспроизводят в жизни то, что видят на экране. Порой до мельчайших подробностей копируют эпизоды краж, изнасилований, убийств и прочих надругательств над людьми. Но нет! «Не дадим вновь загнать нас в информационный ГУЛАГ! Дети должны иметь право на информацию!» - возмущалась демократическая общественность, потрясая Международной конвенцией о правах ребенка. Предложения запретить аборты доводит «человеколюбцев» прямо-таки до истерического припадка. Хотя, казалось бы, это такое чудовищное насилие над ребенком – убийство его в утробе матери, когда он не может даже позвать на помощь.

   Признаться, мы долго не могли понять это противоречие. Хотя, конечно же, чувствовали в речах о насилии над детьми какой-то подвох, какие-то скрытые вредоносные цели. Ситуация прояснилась сравнительно недавно – когда защитники детей поставили вопрос о введении ювенальной юстиции.

   Услышав непривычное название, люди обычно пожимают плечами и спрашивают: «А что это такое?» И если им сказать, как говорят сторонники данного нововведения, что речь идет о создании специальных судов для несовершеннолетних, которые необходимы для полноценной защиты прав детей, то никто и не заподозрит ничего плохого. У нас же много всяких институтов детства: детские сады, школы, детские спортивные секции, детские поликлиники, больницы, санатории, лагеря. Почему бы не быть и специальным детским судам?

   А между тем ювенальная юстиция представляет собой такой подрыв детско-родительских, общественных отношений и всего российского жизненного уклада, что по сравнению с ней в предыдущие реформы – это выстрелы новогодних шутих.

   Как известно, важнейшей составной частью процесса глобализации (построения единого всемирного государства с оккультно-сатанинской идеологией) является разрушение семьи. Массовое развращение детей через СМИ и даже через школьные «инновации», целенаправленное разрушение авторитета родителей, прямая и скрытая пропаганда наркотиков, игорный бизнес, демонизация детского сознания через книги, фильмы, те же СМИ – все это не случайные разрозненные эпизоды, а последовательная политика глобалистов-реформаторов. Но, по их собственным признаниям, им очень мешает несовершенство законодательной базы. Поэтому они всеми силами стараются ее «усовершенствовать».

   К примеру, снизив возраст получения паспорта до 14 лет, наши законодатели вскоре снизили до той же возрастной планки так называемый «возраст половой неприкосновенности». И сразу растление четырнадцатилетнего ребенка перестало быть уголовно наказуемым. Чтобы «подкрепить» эту норму, была предпринята попытка узаконить браки с того же четырнадцатилетнего возраста. А еще раньше в медицинское законодательство без лишнего шума протащили разрешение делать аборты пятнадцатилетним девочкам без согласия и даже оповещения родителей. Логика такого «проекта» вполне понятна: детей, начиная с четырнадцатилетнего возраста, намеревались объявить взрослыми и предоставить им все надлежащие юридические права. (Что, кстати, весьма способствовало бы повсеместному проведению «оранжевых» и прочих цветных революций, которые, как известно, совершаются при активном участии молодежи и подростков.)

   Но в нашем совково-консервативном обществе номер не прошел. Браки подростков в общероссийских масштабах так и не узаконили, а «планку половой неприкосновенности» после затяжных думских боев все-таки снова повысили до шестнадцати лет. И глобалисты переключились на запасной проект.

   Всячески муссируя тему насилия над детьми и особых, свойственных возрасту потребностей, проектанты «прекрасного нового мира» начали продвигать ювенальную юстицию («ювенальная» - то есть для несовершеннолетних). Дело в том, что серьезным правовым препятствием на пути вредоносных реформаторских экспериментов в детской среде является преимущественное право родителей на воспитание. Поэтому депутат Е. Ф. Лахова и нарколог-правозащитник О. В. Зыков упорно добивались принятия комплекса законов, которые устранили бы эту досадную помеху.

   Наверное, многим нашим читателям не нужно особо представлять этих печальников о судьбах детей, но мы все же вкратце напомним. Е. Ф. Лахова – главный оплот «планирования семьи» в среде российских законодателей, и, может быть, именно поэтому ей исправно обеспечивают место в Думе каждого созыва. (Екатерина Филипповна Лахова – депутат Государственной Думы пятого созыва с декабря 2007 г., член фракции «Единая Россия», заместитель председателя Комитета по труду и социальной политике; депутат Государственной Думы РФ первого (1993-1995), второго (1995-1999), третьего (1999-2003) и четвертого (2003-2007) созывов; председатель Общероссийского общественно-политического движения женщин России, кандидат политических наук. – Ред.) О важности сей фигуры свидетельствует хотя бы тот факт, что, избираясь в 2000 г. от блока «Единое Отечество», Лахова шла в списке четвертым (!) номером, вслед за такими политическими тузами, как Е. М.Примаков, Ю. М. Лужков и В. В. Яковлев (бывший губернатор Санкт-Петербурга).

   Ну а нарколог-правозащитник О. В. Зыков последовательно выступает за легализацию «легких» наркотиков на территории России и пытается повсеместно внедрить, в том числе и в православной среде, протестантскую (а по некоторым данным, сайентологическую) программу реабилитации алкоголиков и наркоманов «12 шагов». (Олег Владимирович Зыков – главный детский подростковый нарколог Москвы, член Общественной палаты РФ, президент Российского благотворительного фонда «Нет алкоголизму и наркомании», кандидат медицинских наук. – Ред.)

   Используя защиту детей от насилия в качестве демагогического прикрытия, «агенты изменения» (формулировка западных спецслужб: «агенты влияния» готовят почву, а «агенты изменения» на этой подготовленной почве уже созидают новую реальность по планам «заказчика») пробивают две главные инновации: 1) предоставление детям юридически и административно обеспеченного права подать в суд на своих родителей, воспитателей, педагогов и прочих взрослых и 2) создание отдельного ведомства, которое возьмет на себя всю работу с детьми и подростками группы риска.

   Поскольку пагубность этих реформ не лежит на поверхности, стоит рассмотреть их подробнее.

 

 

Павлики Морозовы

последнего призыва

 

   Как всегда, тараном для вредоносных реформ послужили душераздирающие истории о зверствах, которые якобы невозможно прекратить, если не внедрить оную инициативу. Практика показывает, что это вообще излюбленный прием упомянутых выше «агентов изменения». Когда нужно внедрить что-то противоестественное, они стараются как следует огреть народ информационным ломом по голове. А то, глядишь, очухается раньше времени и помешает.

   Вот и «ювеналы» начали и продолжают кормить нас диккенсовскими историями о безнаказанных издевательствах над детьми в интернатах, детдомах и многих семьях. «Правозащитный» психолог из медико-социального центра в Новосибирске очень патетично описывала страдания пятнадцатилетней девочки, растущей отнюдь не в маргинальной, а вполне – она это специально подчеркнула – благополучной семье. «Девочка как девочка, со всеми проблемами, свойственными современным подросткам. – На лице психолога появилась растроганная улыбка. – Ну, компании разные, домой поздно приходит… естественно, покуривает. А мать, - тут улыбка исчезла, и в голосе зазвучало негодование, - мать представляете? Кричит, бьет бедняжку по лицу, грозится загнать ей иголки под ногти и подносит к губам горящую зажигалку! Говорит: «Я тебе губы спалю, если не бросишь курить, дрянь» девочка обратилась ко мне за помощью. – Голос психолога снова потеплел. – Она была на грани нервного срыва. Представляете, как у нас нарушаются права детей?»

   Когда-нибудь, если дойдут руки, мы постараемся вспомнить и свести все подобные демагогические примеры в отдельную книгу. Поверьте, это будет впечатляющая картина. А может, и вспоминать не придется. Кто знает? Вдруг в куче книг, журналов и бумаг, которые мы вынуждены регулярно просматривать, мелькнет что-то вроде методического пособия для российских глобалистов. И там будут собраны страшилки, рекомендованные к использованию каким-нибудь американским или международным центром стратегических разработок. Очень легко себе представить, как для каждой страны в шаблон вносятся определенные коррективы с учетом национально-культурных особенностей. Обратите внимание, как в приведенном примере ассоциативный ряд строится на знании скорее Фадеева, нежели Диккенса. «Молодой гвардией», юными партизанами пахнут эти иголки, загоняемые под ногти… Правда, есть и досадный прокол. Подпаливание губ зажигалкой – это из другого видеоряда. Так запугивают противников бандиты в американских боевиках. Вряд ли даже самая разъяренная русская мать (тем более с высшим образованием, как было заявлено психологиней) изберет такую дикую форму наказания.

   Не удивляйтесь, если услышите трагическую историю про зажигалку от «ювеналов» в своем городе: Курску, Архангельске, Саратове, Владивостоке – где угодно. Ведь ювенальная юстиция будет общегосударственной. Зачем для каждого города сочинять индивидуальную байку? Главное, сделать правильный вывод: бедная девочка лепечет что-то обожженными губами на приеме у психолога, а так она пойдет и подаст в суд. И он примет, разберет ее заявление и поступит с матерью-извергом по всей строгости ювенальных законов.

   Сказанное нами, конечно, не значит, что все истории об издевательствах над детьми выдуманы и что нам на детей наплевать. Но именно потому, что не наплевать, мы и пишем о ювенальной юстиции.

   Давайте зададимся вопросом: разве в нашем УК не предусмотрена защита детей от насилия? Разве в современной России родитель, все равно как в мрачном европейском Средневековье, может безнаказанно истязать ребенка и никто ему слова не скажет, потому что он, родитель, в своей семье полновластный хозяин? Нет же! Органы опеки регулярно лишают кого-то родительских прав за дурное обращение с детьми, а кто-то даже идет за это под суд. Органам опеки помогают милиция, школы, психолого-педагогические службы. Конечно, бывают коррупция, превышение полномочий, халатность. Но, во-первых, кто сказал, что с появлением ювенальной юстиции у нас будут защищать детей только бессребреники и высокие профессионалы? Зыков сказал? Ну, так он говорил и что метадоновые программы (в рамках которых наркоманам бесплатно раздается вместо героина другой наркотик, метадон) решат проблему наркомании. И что легализация наркотиков поспособствует тому же. А во-вторых, почему не ввести в уже имеющееся законодательство уточнения и дополнения, если они действительно необходимы? Не усилить ответственность за исполнение законов? Зачем предоставлять детям право самостоятельно подавать в суд на взрослых?

   Мы задавали эти вопросы разным людям. В том числе и юристу из НИИ прокуратуры, подготовившему проект закона о ювенальных судах. И ничего более вразумительного, чем «так детям будет спокойнее», не услышали. Дескать, они будут знать, что это специально для них, что они в любое время могут обратиться и будут приняты.

   И возможно, если бы мы не были знакомы на практике с детской психологией, ответ ученого юриста показался бы нам убедительным. Но поскольку мы не первый год работаем с детьми (в том числе получившими психотравму, связанную с насилием), позволим себе усомниться в правильности данного утверждения. На абстрактные разговоры о «бедных детках», а конкретная практика работы с ними показывает, что когда с ребенком действительно жестоко обращаются, он своих истязателей боится. Ему не то что обратиться в суд – страшно даже какому-то хорошо знакомому взрослому пожаловаться.

   А с легкостью (порой даже с удовольствием) жалуются на своих родителей дети-манипуляторы, эгоцентрики, избалованные, распущенные, демонстративные. Встречаются среди них и дети с нешуточными психическими заболеваниями. Например, шизофреники, страдающие неадекватным восприятием действительности. В том числе и отношений со взрослыми. Такие дети, особенно если их успели просветить насчет «прав ребенка», болезненно реагируют на любые замечания, считая их насилием над своей личностью. Они охотно шантажируют родителей угрозами уйти из дому, поменять семью и т. п.

   «Я пойду искать другую маму!» - уже в три года говорила девочка, попавшая к нам на прием. И действительно, шла, не разбирая дороги, а испуганная мать бежала за ней и готова была выполнить любые ее требования. Подчеркнем: это не единичный случай.

   Таким детям только ювенальной юстиции не хватает, чтобы уже на законных основаниях помыкать своими близкими.

 

 

Права детей и бесправие родителей

 

   Получается, что детям, реально нуждающимся в защите от насилия, ювенальная юстиция будет как мертвому припарки. Где она была в США, когда приемная мать отрезала усыновленному русскому мальчику ухо за то, что он неважно усваивал английское произношение? А когда другие матери убивали детей, сажали их на раскаленную плиту, морили голодом? Процент насилия в американских семьях только растет. А так называемое sexual abuse  (сексуальное насилие над детьми) вообще считается на «ювенальном» Западе проблемой номер один. И когда очередная подобная история всплывает на поверхность, оказывается, что родич сожительствует с ребенком уже не один месяц, а то и не один год.

   Зато детям-тиранам ювенальная юстиция развяжет руки и тем самым усугубит их психическую деформацию. Да и на нормальных детей, не склонных к сутяжничеству (каковое, кстати, является симптомом серьезных психических нарушений), предоставление прав судиться со взрослыми подействует крайне отрицательно. Под влиянием либеральных СМИ авторитет старших и так трещит по швам. В некоторых подростковых журналах даже заведены специальные рубрики, в которых детей инструктируют, как срывать уроки, как доводить «родаков», «пенсов» (пенсионеров) и «преподов».

   Еще в 2000 г. мы посетили конференцию, посвященную десятилетию принятия Международной конвенции о правах ребенка, и там очень долго, с разных сторон обсуждался вопрос о необходимости ввести во всех российских школах омбудсменов – уполномоченных по правам ребенка, которым дети могли бы «стучать» на учителей. Мы тогда были еще совсем «не в теме» и решили было, что перед нами потенциальные союзники в борьбе со всякими безобразиями в образовании типа секспросвета, валеологии и т. п. Но, заведя об этом речь, были встречены в штыки.

   - Причем тут знания, необходимые в наше время? – возмутилась пожилая правозащитница. – Дети должны грамотно предохранять себя от СПИДа и нежелательной беременности. Омбудсмены занимаются настоящими нарушениями. Пример, звенит звонок на перемену – учитель обязан немедленно прервать урок и отпустить детей. Если он задержит их хотя бы на минуту, это грубое нарушение, за которое он должен отвечать. А домашние задания на выходные или на каникулы? Это категорически запрещено! А повышение голоса на учащихся? Да масса всего! Дети должны знать свои права. И развивать правовое сознание, изучать Конвенцию о правах ребенка нужно не со школы, а уже с детского сада. Омбудсмен тут – главный друг ребенка, главный защитник. По существу, главный человек в школе.

   А потом в кулуарах одна из старшеклассниц лицея, где уже была экспериментальная должность омбудсмена, шепотом поведала нам, что секс-просвет шел у них беспрепятственно и что девочки сгорали от стыда. Но никто не считал это нарушением их прав. В том числе и «главный друг детей».

   Но, конечно, в еще большей степени ювенальная юстиция коснется семьи. Письменные и устные свидетельства о «цивилизованном мире», который опережает Россию во всем, в том числе в защите детства, доходят до нас давно. Часть из них мы уже приводили в своих публикациях. Сейчас приведем еще несколько.

   Соединенные Штаты Америки. В семье русских эмигрантов обычный бытовой конфликт. Подрастающая дочь требует купить ей очередную обновку, а у родителей денежные затруднения. Они пытаются объяснить, что у них большие долги по кредитам. Она не желает слушать, приводит в пример богатых одноклассниц, кричит, наседает на мать, оскорбляет ее… Та хватается за сердце, и отец, испугавшись за жену, берет дочь за руку и выволакивает за дверь. Вот, собственно говоря, и все. Наш непросвещенный родитель вряд ли ограничился бы столь невинной мерой воздействия. Но американский – пуганый – папа даже мысли не допускал о том, чтобы врезать своей распоясавшейся дщери. Однако она все равно посчитала себя оскорбленной и ринулась за поддержкой к соседям. Вскоре они явились в качестве понятых с полицией, на запястьях «отца-насильника» замкнулись наручники, и его препроводили в участок. Матери, задыхающейся от приступа стенокардии, никто и не подумал вызвать «скорую помощь». Правда в последний момент дочь поступила не так, как ее учили в американской школе. Воспитанная в русской семье, она не сумела полностью «выдавить из себя раба» и, когда дело дошло до подписания протокола, отказалась его подписывать. Поэтому отца в тюрьму не посадили и родительских прав не лишили, а после ночи, проведенной в участке, взыскали штраф и сделали строгое предупреждение. Смотри, мол, папаша, в следующий раз так легко не отвертишься.

   А вот пример из географически более нам близкой страны. Независимая Латвия, спешащая присоединиться к Евросоюзу. Опять-таки типичная житейская ситуация с нетипичным (пока еще!) концом. Мальчик двенадцати лет украл зарплату у матери-одиночки и, несколько дней прогуливая школу, просадил ее в компьютерном клубе. Разнервничавшись (ведь жизнь в Латвии сейчас очень дорогая, а помощи ждать было не от кого), мать, еще не вооруженная европейским ювенальным опытом, вооружилась ремнем. Выпороть паренька не удалось, потому что он бегал по квартире и уворачивался. Но на руке у него остался синяк, который и был на следующий день замечен учительницей. Мальчик откровенно во всем признался. В том числе, что побили его за дело. (Он, тоже еще не обученный правам ребенка, был на мать не в претензии.) Но его мнение уже никого не волновало. Представители компетентных органов отправили мальчика прямо из школы в интернат и возбудили дело о лишении матери родительских прав. К тому моменту, как мы узнали эту историю, несчастная женщина уже полтора месяца ежедневно приходила к интернату и, стоя у наглухо запертой двери, тщетно вымаливала хотя бы разрешить ей свидание с сыном.

   Ну а в прессе, которая опять же успела полностью цивилизоваться и стать монолитной в своих ювенальных приоритетах, велись дебаты: лишить эту женщину родительских прав или на первый раз простить, все-таки она, видимо, любит ребенка, если так воет под дверью. Параллельно в средствах массовой информации звучали призывы, обращенные к сознательным гражданам Латвии, быть бдительными и сообщать обо всех случаях нарушения прав детей по таким-то телефонам.

   Зато у канадских или французских граждан сознательность уже на достойном уровне. По свидетельству одной в прошлом московской семьи, более или менее нормальное воспитание ребенка в Канаде весьма затруднено в виду повышенной бдительности соседей и педагогов. Бедняги, правда, еще не ведают, что над их исторической родиной нависла угроза ювенальной юстиции. Не ведают, какие подвижки в данном направлении произошли в последнее время.

   В Интернете ювенальная юстиция рекламируется уже не только на сайте г-на Зыкова. Есть портал, который так и называется – juvenilejustice. Зайдя на него, можно узнать, что продвижение ювенальных законов происходит не так быстро, как хотелось бы «друзьям детей», но дело все же идет. Уже есть пилотные города : Волгоград, Саратов, Ростов-на Дону, Таганрог и некоторые другие, где обкатываются новые модели и обобщаются старые результаты. Так, в «Обзорной справке о судебной практике по делам о преступлениях против семьи и несовершеннолетних (статьи 150-157 УК РФ), рассмотренным судами Ростовской области», судья Е. Л. Воронова, горячая сторонница ювенальной юстиции, приводит дело некоего опекуна И. И. Михова, получившего по одной статье шесть месяцев исправительных работ, а по другой – пять (в сумме почти год) за жестокое обращение со своим одиннадцатилетним подопечным. В чем же оно заключалось? Цитируем справку: «выражал словесно и жестами угрозы побоями» (то есть не бил, а, видимо, говорил что-то вроде «ну, я тебе сейчас дам!», «смотри, ты у меня получишь!», «что, ремня захотел?» и т.п.), «за незначительные проступки ставил несовершеннолетнего в угол на длительное время», а также «против воли и желания принуждал несовершеннолетнего принимать пищу» (в народе говорят – «пичкал»).

   Конечно, мы не знакомы со всеми обстоятельствами дела и, возможно, подсудимый – сущий изверг. Но тогда почему в справке не фигурируют более серьезные вещи, кроме наказания углом, которое, кстати, всегда считалось одним из самых невинных, классических, применяемых даже к малышам? Ну а обвинение в насильственной кормежке вообще ни в какие ворота не лезет! Ладно бы голодом морил! А тут покупал продукты, готовил, да еще заставлял есть. Небось еще и криминальные угрозы допускал, типа «пока не съешь, из-за стола не выйдешь».

   Так что, дорогие читатели, тем, кто имеет детей и пытается их воспитывать, советуем тренировать мышцы. Каторгу осилит накачанный. Православным же родителям, которые приучают детей держать пост, даже не знаем что посоветовать. Такое детоненавистничество – лишать ребенка полноценного питания! Боимся, Amnesty International за вас, братья и сестры, вступаться не будет.

   Вот и судья Воронова, обозревая процесс над Миховым с ювенальных позиций, недовольна: мало дали. В «Справке» ясно прослеживается требование ужесточить наказание для провинившихся родителей и выносить больше частных определений. Решительней лишать родительских прав. Ведь у нас, в отличие от продвинутых западных стран, пока еще не так легко отобрать ребенка у семьи.

 

 

На что еще имеют право наши дети

 

   Когда заманивают в западню, всегда стараются чем-то прельстить. Даже реклама ада может быть подана как увлекательное путешествие в теплые края, где – вспоминается лирическая туристская песня – «дым костра создает уют». Так и в истории с ювенальной юстицией: народу не рассказывают, что детям дается возможность сажать родителей за решетку. Это остается за кадром, потому что можно вспугнуть – страна-то отсталая, патриархальная, как со вздохом констатирует наша прогрессолюбивая либеральная интеллигенция.

   Зато очень убедительно рисуются картины вдумчивого, непоспешного суда, который будет вникать во все подробности жизни несовершеннолетних, и пропагандируется квалифицированная работа специальных служб, которые будут осуществлять «программы, проекты и мероприятия медико-социального психолого-педагогического и реабилитационного характера» (цитируем один из типичных ювенальных документов). То есть рекламируется разветвленная работа с детьми и подростками группы риска. И это ни у кого возражений не вызывает. «Действительно, пусть детьми занимаются подготовленные специалисты», - думают люди, забывая под воздействием беззастенчивого теле-газетно-журнального вранья, что система работы с трудными детьми у нас существовала давно и, пока сердобольные либералы не принялись ее разрушать, она была поставлена даже очень не плохо. Во всяком случае, если вспомнить евангельский критерий «по плодам их узнаете их» (Мф. 7: 16), урожай нашей отечественной работы с детьми был весьма убедительным. В отличие от «ювенального» Запада, у нас не было подростковой наркомании, детских самоубийств, детско-подростковой проституции, беспризорности, социального сиротства. И вообще, преступность в среде несовершеннолетних не носила массовый характер.

   Почему бы не развивать отечественную работу по профилактике и реабилитации девиантных подростков? Зачем, свое плодотворное отвергать, а чужое, причем тлетворное, перенимать? Может быть, хватит многочисленных реформ по рецептам Сороса, который вкупе с другими «дружественными зарубежными организациями активно продвигал ювенальную юстицию в России? Может, с нас достаточно реформированного образования, реформированного здравоохранения, «блистательных» реформ в науке и культуре?

   Знатоки поспешат нас поправить, напомнив, что в области ювенальной юстиции Россия как раз опережала западные страны, что ювенальные суды у нас были еще до революции, при царизме. Но, как сказал поэт, «не тот это город и полночь не та». Не было в царской России поощрения детского доносительства. Как-то даже неловко напоминать нашим либералам, что образ Павлика Морозова был возвеличен вовсе не при царизме. А царевны, ныне причисленные к лику святых, подчинялись родителям, которые заставляли их спать на досках, и не бежали жаловаться придворному омбудсмену (которого, впрочем, и в помине не было).

   А главное, весь жизненный контекст был совершенно иным. Кто тогда смел заикаться о приоритете международного права над национальным законодательством? Да и понятия «международного права» не существовало, как не существовало еще ООН и других международных парамасонских организаций. А вопросы морали жестоко увязывались с религиозными заповедями. Никому и в голову не приходило требовать легализации содомитских «браков». А сейчас эта «правовая норма» уже принята во многих «развитых» странах и активно пробивается в качестве международной, которую все должны уважать.

   Так что, дискутируя о ювенальной юстиции, следует посмотреть на права ребенка именно в сегодняшнем (и завтрашнем) контексте. Имеет право сегодняшний подросток быть гомосексуалистом? Да, имеет, поскольку, благодаря усилиям детолюбов, содомский грех уже считается не только нравственной, но и медицинской нормой. И в этом новом контексте меры будут применяться к родителям, недовольным ориентацией сына или дочери. Специально обученные психологи постараются им объяснить, что не ребенка, а их надо лечить. Юристы же могут пригрозить наказанием за психическое насилие.

   Кстати, ювенальная юстиция вовсе не препятствует содомитам усыновлять детей и соответственно их воспитывать. Страны Запада одна за другой меняют свое законодательство, разрешая такое усыновление. И это даже рекламируют. К примеру, телепередачах рассказывается, какая счастливая жизнь у ребенка, имеющего вместо одной двух мам (лесбиянок) или вместо одного двух пап. В общем, идиллия Содома.

   И наркоманом подросток имеет право быть. У нас ведь сажают не за употребление наркотиков, а за их распространение. Впрочем, если один из главных ювеналов, О. В. Зыков, так любящий западный опыт, добьется свободной продажи «легкой» наркоты, то и за распространение сажать не будут.

   И читать непристойные подростковые журналы дети имеют право. Они же издаются специально для этой целевой аудитории, и судья, и судьи неоднократно выносили решение о безосновательности родительских протестов против журнала «Cool» и других ему подобных. А компетентные эксперты давали высоконаучные заключения, из которых, как дважды два, следовало, что никакая это не порнография, а совершенно необходимые для современного подростка учебные сведения. (Подростковые журналы «Cool», «Cool Girl» и «Молоток» были закрыты в 2006 г. по требованию генпрокуратуры России, потому что они «эксплуатируют интерес несовершеннолетних читателей к сексу, нарушая тем самым сразу три федеральных закона. – Ред.)

   Ну а настоящий учебный процесс – в стенах школы, психолго-медико-педагогических центров – вообще станет для родителей неприкосновенным. Уже сейчас, подтверждая необходимость секспросвета, энтузиасты этого дела апеллируют к положительным отзывам учащихся. Дескать, вам, взрослым, не нравится, а детям нравится! Право на образование – это одно из священнейших прав ребенка.

   Мало кто пока знает, какую бомбу подкладывают под нашу систему образования чиновники из Евросоюза, склоняя российское правительство принять так называемую Европейскую социальную хартию. Если она попадется на глаза неискушенному читателю, он (как и в случае с ювенальной юстицией) не найдет в ней ровно ничего предосудительного. Здесь очень пригодилась бы сноровка диссидентов – интеллигентов советского периода. Они, помнится, славились виртуозным умением читать между строк, выуживая из передовицы газеты «Правда» некие скрываемые от народа сведения. Сообщается, предположим, об очередной встрече в верхах, а наши спецы, заметив, что партийное руководство перечислено немного не в том порядке, с уверенностью предсказывали, кого в ближайшее время снимут. И, как правило, не ошибались.

   Вот и для чтения политкорректных глобалистских документов тоже требуется определенный навык, поскольку они в весьма обтекаемой, «амебной» манере. По счастью к ним обычно прилагаются рекомендации, чтобы профаны не отнеслись к тексту слишком буквально и не ринулись выполнять то, что там написано. Ведь написанное нередко следует понимать с точностью до наоборот. Скажем, когда в 1994 г. на Каирской конференции по проблемам народонаселения страны-участницы взяли на себя обязательства охранять репродуктивное здоровье граждан, это означало вовсе не бесплатное лечение бесплодия и пропаганду целомудрия, а бесплатное производство абортов, расширение показаний для стерилизации и школьный секспросвет.

   Так и Хартии заявленное право граждан на защиту здоровья (ст. 11, п. 2) имеет подпункт Е, где разъясняется, что «просвещение в области здравоохранения должно иметь приоритет в политике оздоровления общества. Оно должно обеспечиваться через школу и быть и быть частью учебного плана. В нем должно быть удалено внимание курению, наркотикам, злоупотреблению алкоголем, здоровому питанию и сексуальному просвещению» (курсив наш. Авт.). Которое, добавим уже от себя, страшно губительно для детской психики и физического здоровья.

   До сих пор «половики» в нашей стране вынуждены отступать, встретив противодействие хотя бы одного родителя, поскольку их внедрение в школы противозаконно. Но если европейская социальная хартия будет Россией ратифицирована, да еще подкрепится системой ювенальной юстиции, родители уже по закону не смогут воспрепятствовать растлению своих детей.

   Молдавия, ратифицировавшая эту Хартию, уже вынуждена оправдываться перед евросообществом за то, что она недостаточно резво внедряет у себя секспросвет. В городских школах он уже есть, а в сельских пока еще не везде. Непорядок!

   В контексте современной жизни ребенок, понятное дело, обладает незыблемым правом играть в компьютерные игры и посещать салоны игровых автоматов. В последние десятилетия «друзья детей» очень постарались сделать это важнейшей частью досуга молодых. И если сейчас российские родители, пекущиеся о здоровье и нравственности своих детей, оберегают их от этого развлечения, то ювенальная юстиция и тут наведет порядок. Вам не верится? Тогда еще одна история, на сей раз из далекой Австралии. Подросток подал в суд на родителей, которые несколько ограничивали его страсть к компьютерным играм. Суд встал на сторону юного истца и лишил маму с папой родительских прав, передав мальчика в другую семью, которая обещала давать ему играть сколько влезет.

   Ну и конечно, о нормальном образовании в условиях ювенальной юстиции говорить уже не приходится. Не секрет, что у очень многих современный детей нет личной мотивации к учебе, и родителям стоит большого труда принудить их хоть как-то заниматься. Ювенальная юстиция и тут будет на стороне ребенка. Не хочет – это его свободный выбор. И чтобы никакого насилия! В западных школах учебу недаром подменили играми. Как охотники обкладывают флажками волков, так обложили там учителей правами ребенка. И учителя уже не имеют возможности реально влиять на учебный процесс. Поэтому приходится делать хорошую мину при плохой игре и фактически превращать классы в игровые комнаты детского сада. Потом, правда, происходит резкая смена декораций в виде экзамена, определяющего (часто на всю жизнь) дальнейшую судьбу ученика. И те, кто все школьные годы при попустительстве взрослых забавлялся на уроках, вместо того чтобы серьезно учиться, остаются у разбитого корыта. Свободный выбор с этого момента весьма ограничен: можно выбирать недорогие продукты, недорогие вещи и развлечения, а также сексуальных партнеров своего уровня. О переходе же на другой, более высокий социальный (и соответственно, материальный) уровень подавляющее большинство населения «развитых» стран вынуждено позабыть навсегда.

   Да, некоторые люди ни при каких обстоятельствах не заражаются дурными примерами и тянутся только к хорошему. Даже в Содоме, как известно, нашлось семейство праведного Лота. Так и при ювенальной юстиции некоторые особо стойкие дети предпочтут храм дискотеке, стихи Пушкина – компьютерным «стрелялкам», почтительное отношение к старшим – ненаказуемому своеволию и хамству. Кто-то, наверное, даже не променяет учебу на всячески пропагандируемые утехи свободной любви. Но не надо обольщаться: таких «комсомольцев-добровольцев» будут единицы. Работая с проблемными детьми, мы видим, что и в православных семьях родители порой вынуждены порой употреблять титанические усилия для ограждения детей от вредных воздействий мира. При такой свободной пропаганде греха, как сейчас, очень многие дети не видят в дурном ничего дурного. А если и видят, то все равно тянутся к нему и восстают против родителей, которые этой тяге мешают. Не стоит утешать себя мыслью, что уж ваш-то ребенок непременно уцелеет посреди грядущего Содома. Юные существа весьма способны к упрямству, своеволию, демонстративному негативизму, но к проявлению позитивной воле – не очень. Дети повышенно внушаемы, а дух нынешнего времени активно располагает к безобразию. Словом, при торжестве ювенальной юстиции, фактически отменяющей родительское руководство, вероятность благоприятного исхода настолько мала, что ею, как говорят в науке, можно пренебречь.

 

 

Преступление без наказания

 

   Есть еще одна опасность, которую таит в себе западная модель спец-юстиции для детей и которую «агенты изменения» выдают за колоссальное благо. На фоне разгула подросткового хулиганства и роста особо тяжких преступлений среди несовершеннолетних они предлагают… максимально смягчить меры наказания, а то и вовсе отменить их. Иначе как потворством преступникам и, соответственно, подрывом государственной безопасности это не назовешь.

   С одной стороны, дети отовсюду, в том числе и через мультсериалы, получают установки на бандитизм и прочие непотребства. К примеру, в мультфильмах «Гриффины» и «Симпсоны», которые, несмотря на судебные иски родителей, так и не удалось запретить, показываются: групповое избиение человека, убийство на улице старика, изготовление и использование ловушек для людей, избиение главным героем приемных родителей, попытка убийства своей матери. «К слову, именно мать стала объектом особой ненависти главного героя, - отмечает «Российская газета». – «Заткнись, вонючая жаба!» - командует сынуля. Особое внимание авторов заслуживает эротическая тематика. Попытка папаши главного героя овладеть своей женой в постели – коронный номер сериала «Гриффины». Исключительное внимание приковано к половым (первичным и вторичным) признакам персонажей. Причем в своих разговорах они постоянно употребляют похабные и хулиганские выражения. И реплика Сюи: «… я люблю ежевику больше, чем секс…» - выглядит среди этой словесной порнографии самой невинной. Не обойдена вниманием и тема гомосексуализма» («Российская газета» от 31.01.2005).

   Итак, с одной стороны, внедрение патологических и преступных моделей поведения происходит сейчас в нашей стране с самого раннего возраста. А с другой – под прикрытием ювенальной юстиции делается попытка устранить последний барьер – барьер страха, который хоть кого-то еще удерживает от преступлений. В этом смысле весьма показательна история, происшедшая все в том же «пилотном» Ростове-на-Дону. В 2004 г. там слушалось дело об убийстве тридцатидвухлетней обездвиженной после аварии Натальи Баранниковой, которую задушили две девочки – четырнадцатилетняя Марта и шестнадцатилетняя Кристина. Якобы по ее просьбе, в обмен на золотые украшения, которые адвокаты преступниц лирично называли «платой за последнюю услугу», стараясь выдать убийство за эвтаназию (которая, впрочем, у нас пока тоже запрещена).

   Ювенальный дух уже ощутимо витал на этом процессе. Несмотря на то что сами подсудимые признали себя убийцами, взрослые были отнюдь не единодушны в этом вопросе. «Эмоциональные речи адвокатов подсудимых во время прений сторон, - писала газета «Известия» от 2.12.2004, - вполне могли утвердить девушек в мысли о том, что они не преступники, а избавительницы».

   Конечно, адвокаты на то и существуют, чтобы выгораживать своих подзащитных, но, согласитесь, не до такой же степени!

   «Все происшедшее – не более чем несчастный случай», - заявил на суде адвокат Владимир Ревенко. Это про то, что малолетние убийцы сперва пытались ввести шприцем в вену жертвы воздух, а когда не смогли попасть, обмотали вокруг шеи Натальи веревку и тянули в разные стороны, пока та не задохнулась. Потом взяли золотые украшения и сдали их через знакомого в ломбард.

   Впрочем, оригинальные умозаключения адвоката на этом не заканчиваются. Оказывается, вовсе не убитая, а бедные девочки – жертвы.

   «Наталья Баранникова умерла, а у девочек теперь вся жизнь переломана. Так кто же из них жертва? – вопрошает он и заканчивает свою блистательную защиту восклицанием: - Дай Бог здоровья Марте за то, что она помогла бедной женщине!»

   Но, может, это оголтелый ювенальный гуманизм оправдан хотя бы тем, что он произвел на преступниц мощное воспитательное воздействие, и они, потрясенные «милостью к падшим», ужаснулись содеянному? Вновь предоставим слово корреспонденту «Известий» Е. Строителевой: «У сидевших в зале суда возникло впечатление, что юные подсудимые воспринимают судебный процесс как некое шоу. Во время допроса свидетелей они переглядывались и улыбались друг другу. (Марта приезжает на суд из Волгодонска вместе с мамой, Кристина сидит в «клетке».) В зале суда звучали душераздирающие подробности, но это не помешало Кристине заснуть, да так крепко, что ее не смог разбудить оклик судьи, понадобилось вмешательство конвоира».

   А вот другой случай, тоже связанный с особо тяжким преступлением несовершеннолетнего. И тоже с отчетливо ювенальным душком. Пятнадцатилетний парень зарубил топором своего отца, а потом еще и расчленил труп. Но адвокат требовал оправдать «беднягу» на том основании, что отец плохо к нему относился и даже бил.

   Еще раз подчеркнем: суд безусловно должен (и обычно старается) принимать во внимание смягчающие обстоятельства, особенно когда речь идет о несовершеннолетних. Но это не значит, что плохое обращение отца дает сыну право убить его и надругаться над его телом. А ювенальная юстиция именно так искажает нравственную и, соответственно, правовую систему координат.

 

 

Специалисты по воспитанию

и перевоспитанию

 

   - Да мы так хорошо будем воспитывать девиантных подростков, что никакие наказания не потребуются! – обещают «ювеналы» и бодро отбарабанивают вызубренный текст. – Колонии упраздним, они только превращают начинающих правонарушителей в законченных преступников. Мы займемся реализаций программ, проектов, мероприятий медико-социального, психолого-педагогического и реабилитационного характера, создадим новые центры, будем активно сотрудничать с неправительственными организациями, привлечем высококвалифицированных специалистов. Про главных специалистов типа О. В. Зыкова мы уже сообщали. Но и многие другие, уверяем, будут не хуже.

   Однажды мы участвовали в популярном телешоу, куда в качестве эксперта был приглашен сотрудник подросткового Центра планирования семьи и сексуального просвещения. Портрет этого ведущего специалиста, врача с научной степенью, весьма украсил бы галерею преступных типажей из коллекции Ломброзо, известнейшего антрополога-криминалиста XIX в. (Чезаре Ломброзо, 1835 – 1909, - итальянский тюремный врач-психиатр, родоначальник антропологического направления в криминологии и уголовном праве, основной мыслью которого стала идея о прирождённом преступнике. – Ред.) Бритая голова со скошенным затылком, стертые черты лица, тяжелые надбровные дуги, низкий лоб, руки, унизанные золотыми перстнями, какие-то уголовные интонации, уголовные жесты. Под стать внешнему облику были и речи эксперта. Ничтоже сумняшеся, он заявил, что испытывал острый интерес к сексу с раннего возраста, и это определило выбор профессии. Работая с детьми по программам полового воспитания, он нашел себя.

   На память приходит еще одна «специалистка», совсем не уголовная, а даже миловидная, с аккуратной стрижкой и макияжем, в короткой юбочке и длинных сапожках. Особенно хорошо мы имели возможность рассмотреть ее холеную ручку. Она поднесла ее, растопырив пальцы с перламутровым маникюром, к самому нашему носу и капризно спросила: «Разве есть что-то стыдное в моей ладони? А половые органы точно такая же часть тела, как и ладонь!»

   Правда она не нашлась, что ответить, когда мы возразили: «Тогда и показывайте их всем, как ладонь. К чему носить юбку?»

   Но ходить по школам с лекциями «про это» не перестала. И дело тут не в отдельных личностях, а в идеологии, которую без запинки, как по нотам озвучивают все подобные специалисты. В том числе и такая известная феминистка, как Маша Арбатова (это не мы, это она себя называет Машей, не смотря на довольно солидный возраст), глава «Клуба женщин, вмешивающихся в политику». Она тоже стала в последние годы психологом, дает консультации по семейным вопросам и воспитанию детей и – кто знает? – может, получит какое-нибудь начальственное кресло в новом ювенальном ведомстве. Приводим выдержки из ее интервью «Овчарка Маша Арбатова» - это ее собственное сравнение, поскольку у нее, у Маши, как она говорит, «та же энергетика, такие же охранные качества и харизма». Итак, предоставим слово специалисту: «Гей-парад в Риге – формальный признак вхождения в Европу… Общество осуждает? Церковь? Стоп! Я нахожусь не в клерикальном пространстве, и с точки зрения закона церковь в Латвии (интервью было дано латышской русскоязычной газете «Суббота» от 23-29 сентября 2005 г. – Авт.) не имеет права голоса, кроме как в рамках своего прихода. Геи устраивают парад в том же  городе, где они такие же жители, как и вы. Никаких проблем не вижу… Однажды после телешоу подошла возбужденная мама: «Помогите, мой мальчик – гомосексуалист! Я ему подсовываю девочек, а он ни в какую!» «Мальчику» оказалось 25 лет. Я маме предложила подсовывать девочек самой себе. «Так я же женщина!» Я ей: «Так он же гомосексуалист!»

   А вот рецепт воспитания девочек: «Если ваша девочка растет с папой, завязывающим ей бантики и повторяющим: «Я тебя обожаю, моя принцесса!» - я за ее биографию спокойна. Она объяснит любому мужчине, чего она хочет. Сегодня нет разницы в воспитании мальчика и девочки, и не надо твердить дочерям: «Учись хорошо, встретишь принца, и все будет в шоколаде!» Потому что, когда девочке задают программу: «Будь хорошей, не красься, в 11 вечера будь дома и не принеси в подоле!» - она в результате оказывается не готовой к жизненным стратегиям».

   Широки взгляды «овчарки» и в брачных вопросах: «Надо расходиться в ту секунду, когда вы понимаете: вам нечего делать с ним в одной квартире. И у вас останутся добрые, нежные отношения. А люди обычно изгаживают отношения до такой степени, когда уже смотреть друг на друга тошно. Если вы были близки, детей вместе растили, то с кем же еще обсуждать твоего нового мужчину, как не с бывшим мужем! Он же знает тебя в подробностях!.. Иногда, как начнешь выяснять с пациентами причину кризиса, выясняется: а пространство-то брака многоукладно! Как говорил классик, узы брака настолько тяжелы, что часто их приходится нести втроем или вчетвером. В миллионах ситуаций в параллельных семьях растут дети, и об этом узнают только на похоронах. А были-то все счастливы… Потому что есть понятие бережности…»

   Естественно, психолог Арбатова не обошла стороной и столь актуальную тему насилия, причем в весьма характерной связке с темой национальной: «А насилию, бытовому и сексуальному, подвергается каждая (!) девочка… Самое опасное – скрытый факт насилия… Изнасилованная женщина – это всегда изнасилованная женщина, другое дело, что русская постарается забыть (вокруг полно изнасилованных, делов-то!), а изнасилованная чеченка станет шахидкой, потому что ей некуда деваться, ее мир разрушен, она не будет принята своим обществом».

   Ну да, ведь Россия – страна рабов, с рабской психологией и полным отсутствием чувства собственного достоинства. Даже забавно, с какой легкостью наша «прогрессивная» интеллигенция, некогда возмущавшаяся преподаванием марксистских догм, вызубрила догмы либеральные. Она так любила оригинальность, так страдала, что ей не дают свободы самовыражения. А когда дали, все свелось к убогому набору штампов, причем даже разработанному не ею, не в «этой стране». Но ей не противно их повторять. Вот уже третье десятилетие она твердит вызубренные тексты и прекрасно себя чувствует.

   Интервью «овчарки» - общее место феминизма, ни одного своего слова. Даже оскорбительное самоназвание и то не оригинально. Уподобление себя какому-то животному – тоже избитый штамп. Именно такими штампами, клише и догмами будут накачивать детей и родителей первоклассные специалисты из ювенального ведомства.

   О специфической деятельности неправительственных организаций (особенно получающих финансирование из-за границы) в последнее время говорится довольно много. Мы тоже уже не раз писали о всяких «ювентусах», «магистрах», «холисах» и «ариаднах», программы которых, чуть их копнешь, содержат пропаганду разврата, наркомании и отрыва от родителей.

   И все-таки придется еще раз затронуть этот вопрос. Начнем с сухого сообщения Агентства социальной информации (см. http://www.asi.org.ru/): «Генеральный секретарь ООН поддерживает идею восстановления ювенальной юстиции в России. Прибывший в Москву 5 июня 2005 г. с официальным визитом Генеральный секретарь ООН г-н Кофи Аннан встретился с организациями – партнерами ЮНИСЕФ в проектах по профилактике ВИЧ/СПИДа среди молодежи группы риска. Российская ассоциация по профилактике инфекций, передаваемых половым путем, фонд «Нет алкоголизму и наркомании» («НАН») и Московский городской центр «Дети улиц» представили свои проекты. Их общая цель -  сокращение риска распространения эпидемии ВИЧ/СПИДа среди подростков и молодежным путем расширения доступа к медицинским, социальным и информативным услугам, а также широкой профилактики здорового образа жизни. Обсуждалась также проблема защиты прав детей. Президент фонда «НАН» Олег Зыков считает, что для эффективной защиты детских прав должна быть возрождена система ювенальной юстиции. Он также предложил создать Общероссийский фонд защиты прав детей. Кофи Аннан поддержал эту идею и выразил готовность выступить с соответствующими рекомендациями в Правительстве РФ».

   Ну вот, не нужно ничего расследовать и домысливать. «Явки» и «адреса» названы прямо, связи очевидны. Понятно, чему помогут права детей, которые так яростно будет защищать ювенальная юстиция. «Дети улиц» давно прославились раздачей презервативов – разве это не перевоспитание подростков группы риска? Здоровый образ жизни в трактовке ООН и находящихся под его патронажем неправительственных организаций немыслим без пожизненной контрацепции (сперва, в девичестве, против прыщей, потом чтобы не плодить нищету и, наконец, для продления «женской активности» до гробовой доски).

   Да, воспитание, конечно, тут будет на высоте. Как сказал Воланд в «Мастере и Маргарите» своему помощнику Бегемоту: «Если ты тушил пожар, то я спокоен». Особенно учитывая еще одну ценную западную наработку. Наш знакомый священник рассказывал, как в середине 90-х, отправившись с самыми благими намерениями на международный симпозиум по борьбе со СПИДом, он не понимал, почему в большинстве участников, работавших в соответствующих неправительственных организациях, ему чудится нечто странное. Но более информированные гости симпозиума вскоре разрешили его недоумение, объяснив, что около 70% приехавших туда «борцов» - гомосексуалисты. Ведь СПИД – это прежде всего их проблема. Так что если переймем этот западный опыт, то и у нас

корректировать поведение трудных подростков будут люди столь же безупречной нравственности, как гости упомянутого симпозиума.

 

 

Пузыри земли

 

   Для чего же на самом деле в мире внедряется ювенальная юстиция? Для чего последовательно выстраивается юридически защищенная система растления несовершеннолетних, потакания их буйству и агрессивности? Зачем между ними и здравомыслящими взрослыми воздвигается стена отчуждения и неприязни?

   Мы уже не раз писали, что подогревание конфликта отцов и детей – одна из приоритетных задач глобалистского проекта, так как для насаждения «новых», так называемых постхристианских (а на самом деле сатанинских), ценностей необходимо перекрыть каналы передачи культурных традиций. А важнейший из этих каналов – канал семейного воспитания. Если дети перестают доверять родителям, перестают их слушаться, они становятся легкой добычей совсем других «воспитателей». Каких именно – мы вкратце очертили.

   Помогает ювенальная юстиция решать и другую задачу глобалистского проекта – задачу депопуляции. Как известно, идеологи глобализма очень обеспокоены ростом мирового народонаселения и всячески стараются его (рост) прекратить. Та же ООН заявляет об этом вполне открыто. А ювенальная юстиция не только дает широкую дорогу антидетородной пропаганде под видом «планирования семьи» и анти-СПИДа, но и провоцирует нежелание иметь детей. Зачем мучиться, рожать, не спать ночей, тратить столько сил и средств? Чтобы, едва научившись говорить, твое дитя тебе безнаказанно хамило и чуть что – грозилось упечь за решетку?

   Мы уверены, что безуспешность попыток в некоторых западных странах экономически простимулировать рост рождаемости среди коренных жителей связана не только с их повышенной приверженностью к комфорту. Слишком больно жить под одной крышей с юным шантажистом, доносчиком или, в лучшем случае, наглым квартирантом и понимать, что это твой собственный ребенок и что ты с ним ничего не можешь поделать.

   Но все это, по правде сказать, людям, обладающим минимальным воображением, должно быть более или менее ясно. Однако есть нечто пока не столь проясненное. Христианам известно, что в последние времена будут страшные войны, разрушения, всеобщий хаос. И антихрист явится именно на этой волне как великий миротворец, как гарант безопасности. Нам, конечно, не дано, знать времена и сроки. Но все меньше сомнений, что адепты глобализма с какой-то подозрительной методичностью готовят почву для воцарения князя тьмы, стараясь заставить всех нас жить в системе перевернутых координат. Спрятавшись за фасадом Америки, они безжалостно разжигают войны по всему миру, стравливают народы, лицемерно предрекая «столкновение цивилизаций», на самом деле старательно ими организуемое, и даже придумали термин «управляемый хаос», который, заметьте, постепенно вытесняет выражение «новый мировой порядок». Наверное, потому, что новый мировой порядок воцарится потом, когда тот, кого многие примут за Мессию, покончит с хаосом?

   Причем опять-таки, заметьте, во всех этих конфликтах, войнах, «оранжевых» и прочих революциях, как мы уже отмечали, задействовано очень много детей и подростков. В ряде случаев (например, в Африке) они составляют существенную часть армии. Это новое явление, последствия которого наше общество пока совершенно не осмыслило. Хотя уже известно, что дети, прошедшие специальную психологическую обработку, становятся более жестокими и беспощадными, чем взрослые.

   Но и в самых спокойных, сытых, с виду благополучных странах зреет взрыв детско-подростковой агрессии. То тут, то там сквозь тонкую пленку западной политкорректности прорываются шекспировские «пузыри земли» - сатанинские духи злобы и озверения. То в старой доброй Англии школьники расстреливают одноклассников и учителей. Самому младшему массовому убийце было, если не ошибаемся, пять лет. Он палил по детсадовским друзьям, предварительно хорошенько натренировавшись на убийстве компьютерных человечков.

   Агрессия закачивается в подрастающее поколение лошадиными дозами. И поколение пузырится. Несколько лет назад по Европе прокатилась целая волна школьных погромов, в которых ученики жестоко избивали учителей и директоров.

   Дальше – больше. Вы думаете, почему полицейские сходили с ума во время наводнения в Новом Орлеане? Они что, никогда не видели, как мародеры грабят магазины, дерутся и даже убивают? Нет, они и не такое видали. Но вот к тому, чтобы вошедшие в раж юнцы, глумливо хохоча, выпускали из живых людей кишки на глазах у парализованной ужасом толпы, - к этому американские стражи порядка пока не привыкли.

   А бесчинства в Париже, продолжавшиеся больше месяца? Все, наверное, в курсе, что в них принимала участие шпана от 10 (!) до 25 лет. А до массовых поджогов машин охмелевшие подростки года полтора регулярно тренировались на стариках и инвалидах, избивая их на улице средь бела дня. Опять-таки на глазах у изумленной публики, поскольку в нынешней подростковой субкультуре именно прилюдное безобразие считается признаком геройства. А чего им бояться? Ведь и в Америке, и во Франции их права надежно защищены ювенальной юстицией. Франция – вообще ветеран этого дела, там ювенальная юстиция введена с 1949 г. Что ж, плоды на лицо.

   Как не вспомнить тут провидческие слова Паисия Святогорца: «Детей отравляют, заряжают различными теориями, расшатывают их веру. Им препятствуют в добром, чтобы сделать их не годными ни на что. Их разрушают с малых лет. И естественно, что из ягняток дети превращаются в юных козлищ. Потом они начинают ужасать своими выходками родителей, учителей и тех, по чьей указке они так себя ведут. Дети переворачивают все вверх дном – митингуют, захватывают школы, отказываются посещать занятия. Но в конце концов придут в разум и те, кто подталкивает детей ко злу, - когда развращенные ими дети начнут вспарывать своим злым учителям животы» (Как воспитать ребенка православным. М., Даръ. 2005.С. 194).

   Сейчас модно говорить про российскую специфику. Так вот, учитывая оную, не стоит дожидаться, пока придут в разум «злые учителя». А стоит осознать, что при угрозе разноцветных революций попытки внедрить ювенальное законодательство должны быть квалифицированы как подрыв государственной безопасности. Ведь основная массовка этих революционно-политических спектаклей – отвязные дети, подростки и молодежь. Так что, слушая причитания правозащитников о бедных детках, полезно вспомнить о вкладе правозащитных организаций в постановку «оранжевых» шоу и не идти на поводу у разрушителей государства.

 

 

Закон, отменяющий заповедь

 

А теперь оценим ювенальную юстицию с православной точки зрения. Что такое наделение детей правом подавать на родителей в суд, как не законодательное разрешение преступать пятую заповедь. «Чти отца своего и матерь свою…»? Пожалуй, впервые за постсоветский период делается попытка принять закон, который так откровенно противоречит Божьим установлениям. И если ювенальная система заработает, верующие люди окажутся перед трагическим выбором. Ювенальная юстиция будет провоцировать их детей к нарушению пятой заповеди, а у них, если они хотят остаться законопослушными гражданами, будут связаны руки. В результате они не смогут выполнить основной родительский долг – печься о спасении детских душ. И даже станут соучастниками тех, «кто соблазнит малых сих и кому лучше бы сразу надеть на шею мельничный жернов» (Мф. 18: 6, Лк. 17: 2). Поэтому Церковь, пока не поздно, должна сделать все возможное, чтобы не дать свершиться беззаконию.

   Ну а тем, кому пятая заповедь не указ – у нас ведь плюрализм мнений, - стоит задуматься хотя бы о личной безопасности. В России детки, обогащенные знаниями о правах ребенка, раскрепостятся с истинно русским размахом. Правозащитники, может, получат за это от своих спонсоров такую щедрую мзду, что у них хватит денег на круглосуточную охрану. Но хватит ли у остальных граждан? «Вот в чем вопрос», - как сказал когда-то Гамлет. Правда, по другому поводу.

 

 

 

ЦАРСТВО СУДЕЙ

 

 

   Когда сталкиваешься с каким-то новым сложным явлением, то сколько его не рассматривай, сколько ни анализируй, обязательно что-то упустишь из виду. Особенно если его суть старательно утаивают и правду приходится добывать по крупицам, с большим трудом. Казалось бы, мы достаточно подробно разобрали, что такое ювенальная юстиция. Написали и про невозможность воспитывать детей, когда в них будут поощряться доносительство на родителей и педагогов. И про то, что в современном контексте понимается под правами ребенка. (Например, право на личную жизнь, включая ранние половые связи, право на выбор сексуальной ориентации или на свой стиль жизни, включающий, в том числе и употребление наркотиков, право на досуг, который может протекать где и как угодно, право на информацию, которая может быть какой угодно, и т.п.) Мы написали также, что жертвами ювенальной юстиции станут прежде всего культурные родители и неравнодушные педагоги, пытающиеся в очень трудных условиях, при нынешнем разгуле вседозволенности удерживать детей от соблазнов. Высказали предположение, что истцами, обращающимися в ювенальные суды, станут в основном избалованные, развинченные, демонстративные дети, а вовсе не истинные жертвы родителей-злодеев (которых, впрочем, вполне можно наказывать в рамках уже существующих законов). Написали мы и об опасности отказа от «репрессивного» подхода к несовершеннолетним преступникам на фоне заметного роста и «помолодения» преступности.

   Однако самый, может быть, важный аспект ювенальной юстиции мы все же упустили из виду. А вернее, не имели возможности его увидеть, поскольку у нас не было данных, которые бы направили внимание в нужную сторону.

 

 

Участие во зле по предписанию суда

 

   И помогли нам заметить этот аспект сами защитники ювенальной юстиции. Как-то раз в одной из оживленных дискуссий они дали, по их выражению, «алгоритм» действия этой новой системы (см. «Аналитическая записка о состоянии и проблемах законотворчества» - www.pprf.ru/img/uploaded/2005012010294872/doc). Текст, как и все подобные «общечеловеческие» казенные тексты, был безупречно гладкий, гуманистичный, акцентированный на интересах ребенка. Если читать его по диагонали, он вряд ли чем-то насторожит.

   Но мы будем читать его по-другому: внимательно, по пунктам, уже немного представляя себе ту жизненную реальность, в которой эти пункты будут воплощаться.

   Итак: «Основой системы помощи детям группы риска вместо ведомственных структур становится судебное решение, содержащее индивидуальный план реабилитации конкретного ребенка».

   Главной целью лоббистов ювенальной юстиции на данный момент является создание в России ювенального суда. Закон о ювенальном суде пока окончательно не принят, но уже прошел полпути – два чтения в Думе. В дебатах на тему, нужны ли нам ювенальные суды, обычно слышишь: «А что вас так пугает? Разве плохо, если делами несовершеннолетних будут заниматься специальные судьи в отдельном здании или даже просто на отдельном этаже?» То есть проблему пытаются свести исключительно к территориальной, чтобы выставить тех, кто против, безнадежными идиотами. Действительно, что плохого в отдельном помещении?

   Между тем в материалах «для внутреннего пользования» не раз проскальзывала мысль, что закон о ювенальном суде – это стержень, на который будут впоследствии нанизываться остальные законы, касающиеся прав несовершеннолетних. И что без введения ювенального суда коренные реформы в этой области невозможны. Так что речь, конечно не только и не столько об отдельном помещении, а о гораздо более серьезных вещах, в которых мы и попытаемся разобраться.

   «Основой системы помощи детям группы риска становится судебное решение». Да… Похоже, реформа действительно коренная. В функцию судов, насколько мы понимаем, раньше входило определить степень виновности человека и в соответствии с ней назначить ту или иную меру наказания (или отпустить на свободу, если доказана невиновность). В гражданских же делах, связанных с детьми (развод, определение, с кем останется ребенок, лишение в исключительных случаях родительских прав, раздел жилплощади), опять-таки никакого плана реабилитации суд не назначал.

   Но это пока не было ювенальной юстиции. Теперь же, утверждают ее сторонники, «нужна система обязательной, а не добровольной, как сейчас, психологической реабилитации» (см. «Информационную подборку к круглому столу по теме «Ювенальная юстиция в Российской Федерации: проблемы правового обеспечения», Федеральное собрание РФ, Парламентская библиотека, окт. 2007, с. 70). И «ювенальные суды должны в полной мере брать на себя воспитательную функцию хотя бы потому, что другие суды с этой функцией не справляются».

   Ну и что, казалось бы, такого? Разве детей группы риска не надо реабилитировать, то есть помогать им исправиться? И чем плохо, если план исправления будет составлен в суде?

   А тем, что решение суда обязательно к исполнению. Это вам не рекомендация врача, педагога или психолога, которой хочешь – воспользуйся, а хочешь – нет. Конечно, бывают случаи, что решения суда не выполняются. Но это когда «хромает» механизм контроля за выполнением решений. Например, пока не заработал институт судебных приставов, взыскивать с ответчика денежную компенсацию было порой весьма затруднительно. Когда же приставы появились, дело пусть не всегда гладко, но пошло. Касательно ювенальной юстиции можете не сомневаться, что контроль за выполнением решений будет налажен неплохо. Благо есть обширный международный опыт. Да и отечественный потихоньку накапливается в многочисленных пилотных регионах.

   «Ну и что? – снова возразит кто-то. – Очень даже хорошо, что решение суда обязательно надо выполнять. Больше будет порядка. А то развели тут анархию, никто ни за что не отвечает…» Но порядки бывают разные. Некоторые ничуть не лучше, а то и хуже анархии.

   В современной западной реальности, откуда приходит к нам ювенальная система, реабилитация подростков группы риска строится на вполне определенных принципах. Эти принципы достаточно хорошо известны и у нас, поскольку десять с лишним лет длится в нашей стране противостояние таким, к примеру, реабилитационно-профилактическим программам, как «снижение вреда».

   Вот что пишет Маргарита Чалых, член центрального совета Общероссийского родительского движения (на которую возмущенные ее протестными действиями, воронежские адепты такого рода «профилактики» подали в суд):

   «Суть программ снижения вреда состоит в попытках внедрить заместительную терапию: заменить героин на наркотик метадон с его последующим легальным ввозом. Такая практика применяется на территории ряда европейских стран. В России метадон запрещен. Наши медики считают, что наркотик героинового ряда метадон не лучше героина. А Генерал-лейтенант А. Михайлов из Госконтроля назвал представителей наркологических программ снижения вреда «откровенными пропагандистами наркомании». Представители Всероссийской сети снижения вреда (ВССВ) устраивают растлевающие молодежь акции по раздаче шприцев на «полевых точках доверия». То есть если ваш ребенок, не дай Бог, попробовал наркотик, представители вышеупомянутой программы любезно предоставят ему бесплатный шприц для следующей дозы под предлогом борьбы со СПИДом». («Россия в объятиях Сороса, htt://oodvrs.ru/article/index.php?id_article=115).

   Сеть «снижения вреда» создала в Интернете правозащитную библиотеку, заведующий который Лев Левинсон выступает за смягчение наказаний для малолетних преступников. Естественно, на данном сайте размещаются сообщения по ювенальной юстиции.

   Нет, конечно, есть и другие методы реабилитации. Например, усиленно рекламируемая сторонниками ювенальной юстиции отправка несовершеннолетних преступников в альпийский турпоход или принудительное посещение спортивной секции. (Подобные методы поддерживает и только что упомянутый Лев Левинсон. По его мнению, оптимальное «пробуждение у них позитивного интереса, когда общественная организация за кражу или за драки наказывает подростка спортклубом, джаз-бандом, походами на байдарках, и даже ребенок-убийца может найти не надзирателя, а наставника и будет жить с ним на пасеке».) В Швеции, где ювенальных судов не существует, но ювенальные походы действуют во всю, самым тяжелым наказанием является помещение в закрытый воспитательный дом, этакий своеобразный санаторий с замком на дверях. На выходные и праздники юных преступников отпускают по домам, периодически вывозят то покататься на лыжах в Альпы, то развлечься дайвингом на греческие острова. Правда, эффективность такой реабилитации, на наш взгляд, весьма сомнительна: Треть осужденных малолетних преступников совершает повторные преступления в течение первых трех лет наказания («Информационная подборка», с. 72). Но мы сейчас не об этом, а о том, что в подобных «санаториях», можете не сомневаться, вкупе с турпоходами применяются все те же программы снижения вреда и программы сексуального просвещения, без которого образование в цивилизованных странах уже немыслимо.

   По свидетельству очевидцев, столкнувшихся с реабилитационными программами по решению судов по делам несовершеннолетних во Франции и некоторых других европейских странах, в ряде программ в качестве «реабилитаторов» выступают уголовники, недавно выпущенные из тюрем. Считается, что для них общение с подростками – тоже своеобразная реабилитация.

   Об участии в реабилитационно-профилактической работе с девиантными подростками наркоманов, «находящихся на пути к исцелению» (которое может длиться всю жизнь), даже как-то неудобно говорить – настолько это общее место в западной «недирективной педагогике».

   Из «Аналитической записки…»: «Каждое судебное решение дает возможность корректировать поведение и функции отдельных служб и ведомств через механизм частных судебных определений». В переводе с юридического языка на обычный это означает, что если, например, несовершеннолетнего наркомана решат «реабилитировать» по программе снижения вреда, то педагоги, работающие в центре реабилитации, не могут отказаться и применить вместо нее программу, больше соответствующую их профессиональным и нравственным понятиям. Ведь что такое «частное определение»? Это указание суда по какому-то конкретному поводу. В разбираемом случае – по поводу того, как следует поступать с несовершеннолетним наркоманом.

   И уже бессмысленно будет созывать конференции и писать письма в РОНО, Минздрав или Госнаркоконтроль. Они не только не смогут повлиять на суд, но и в определенных случаях должны будут, согласно алгоритму, «скорректировать свое поведение и функции», подстраиваясь под судебный вердикт. Госнаркоконтроль, скажем, будет против программы снижения вреда (во многих регионах так оно и есть), а суд – за. И решение суда перевесит полномочия ведомства.

   Или возьмем нейролингвистическое программирование (НЛП). Не все специалисты к этому методу относятся положительно. Православные же психологи в массе своей и вовсе его отвергают, считая неприемлемым для себя манипулировать психикой пациента в обход его сознания и воли. Пока что психологи и социальные работники, занимающиеся коррекционной работой с детьми и подростками, вольны отказаться от этого или какого-то другого метода, вызывающего у них возражения. И никто их за это с работы не выгонит. Но если суд, разрабатывая конкретную программу реабилитации, найдет нужным применение НЛП либо, скажем, психоанализа, тут уже никуда не денешься. Или применяй, или увольняйся.

   Кстати, в аспекте ювенальной юстиции уже совсем не абсурдным, а очень даже дальновидным представляется указ, подписанный самолично Б. Н. Ельциным, о том, что в России необходимо как можно шире распространять психоанализ. В свое время нам казалось (о чем мы писали в статье «Башня терпимости»), что это неуклюжая попытка удружить кому-то из своих, а заодно хоть частично ослабить напряжение в обществе. Психоанализ ведь склонен объяснять беды и трагедии человека (в том числе социальные) нижепоясными проблемами, обусловленными «ранними сексуальными травмами», вина за нанесение которых, как правило, возлагается на родителей.

   Правда, в 90-е гг. этот метод не приобрел в нашей стране той популярности, на которую рассчитывали вдохновители указа. Не побежали обездоленные «совки» к психоаналитикам. Что поделать! Дремучий у нас народишко… Но если введут ювенальную юстицию, то перед отечественными психоаналитиками откроются широчайшие перспективы. Поскольку один из главных постулатов «ювенальщиков» - «во всем виноваты родители», метод психоанализа подходит тут просто идеально. Тема родительской вины в нем разработана многопланово и в деталях. В Германии – по крайней мере, в 90-гг., но, думаем, и сейчас – он насаждался прямо-таки железной рукой. Психологи, с которыми мы там контактировали, жаловались, что им не оставляют свободы выбора: страховая медицина оплачивает лишь коррекционную работу по психоаналитическим методикам или по методу игротерапии. Конечно, если у тебя частная практика, ты волен работать, как тебе заблагорассудится, но далеко не все в состоянии приобрести лицензию, да и клиенты в массе своей не готовы платить. Широко применяется психоанализ и в других странах. Почему же в России, пытающейся взять за основу западную модель ювенальной юстиции, должно быть иначе?

   Ну а применение знаний в области «планирования семьи» может напрямую предписываться законом. Во всяком случае, ст. 22 одного из вариантов законопроекта «Основы законодательства о ювенальной юстиции» гласит: «…в системе ювенальной юстиции должны работать специалисты, владеющие знанием социологии, педагогики… планирования семьи». Те, кто не будет владеть этими знаниями (и, соответственно, применять их в работе с подопечными), не смогут пройти аттестацию. Уже одного этого достаточно, чтобы понять, кому будет отдана на откуп реабилитационная работа. Недаром бывший исполнительный директор Российской ассоциации «Планирование семьи» (РАПС) И. И. Гребешева высоко оценила в своем официальном отзыве упомянутый законопроект.

   В истории российской борьбы с растлением детей важную роль, помимо Православной церкви и неравнодушных родителей, сыграли педагоги. Многие из них отказывались преподавать «теорию и практику секса» (выражение из учебной программы тех лет). Они созывали конференции, ходили по инстанциям, писали в газеты, присылали соответствующие программы и учебные пособия на экспертизу. А еще больше учителей протестовали скрыто: не отказывались от преподавания какой-нибудь валеологии, но ничего гадкого детям не сообщали. Не работали по той «методичке», по которой их обязывали работать. Ювенальная юстиция лишит их этой свободы не участия во зле.

   Не позавидуешь и медикам, которым придется работать по указке ювенальных судов. Пробьют, например, в России применение риталина (возбуждающее средство, производящее фармакологические эффекты, подобные воздействию кокаина и амфетамина) или метадона – будь любезен, применяй, забыв не только об индивидуальном врачебном искусстве, интуиции, но и о главной врачебной заповеди «не навреди». Мало ли, что риталин – препарат наркотический, после которого дети обычно «пересаживаются» на героин? А в решении суда сказано «применить». Еще вопросы есть? Иди и выполняй.

 

 

Чужие в доме

 

   Но не надо думать, что ювенальная юстиция создается только для малолетних наркоманов, хулиганов и преступников. «Ювенальный суд прежде всего рассматривает дела несовершеннолетних, находящихся в ситуации опасности, то есть детей, еще не совершивших правонарушений. Таким образом реализуется профилактическая функция судебного решения» («Аналитическая записка…»).

   В ситуации опасности, по отзывам специалистов, в России находятся практически все дети. Довелось как-то выступать вместе с бывшей (а может и нынешней?) сподвижницей депутата Е. Ф. Лаховой Э. Ш. Камалдиновой, много лет проработавшей в аппарате Комитета Госдумы по делам женщин, семьи и детей. (Эллионора Шайхутдинова Камалдинова – кандидат педагогических наук, доктор философских наук, профессор, действительный член Академии профессионального образования. Принимает участие в международных, российских, межрегиональных научно-практических конференциях по проблемам молодежи, защиты прав детей, реализации государственной молодежной политики и по вопросам социального становления личности. – Ред.)

   Она весьма проникновенно говорила о том, что жизнь в России такая тяжелая, такое огромное количество социально незащищенных, бедных, многодетных семей, столько сирот, столько разведенных, столько алкоголиков, наркоманов и прочего негатива, что фактически 100% детей находится в ситуации опасности.

   «Ребенок в опасной ситуации» - это уже не просто фигура речи, а юридическое понятие, включенное в российское законодательство. А поскольку от опасности надо спасать, то таким спасением и занимаются во всем мире ювенальные службы. Суммируя вышесказанное, нетрудно сделать вывод, что когда ювенальная юстиция заработает в России на полную мощь (если мы допустим), ее представители получат беспрепятственный доступ в каждую российскую семью.

   Пока что социальный работник не может прийти в любой дом, рыться в шкафах, заглядывать в холодильник, допрашивать детей: как к ним относятся родители, не нарушают ли их права. Такое возможно лишь в исключительных случаях – или когда дети живут в действительно неблагополучных семьях, или когда они уже состоят на учете в милиции. Но большинство семей не относятся ни к той, ни к другой категории. Взрослые члены этих семей расценили бы такой приход «спасителей» как грубейшее вторжение в частную жизнь и не пустили бы их на порог. И что самое важное – никто им пока за это ничего не сделает!

   В ювенальной реальности все по-другому. На Западе вы не можете не пустить к себе работников служб, которые занимаются защитой детей. А если не пустите, вам же хуже. Они ведь не просто приходят с инспекцией, а составляют рапорт, от которого зависит судьба вашей семьи. Напишут, что все у вас хорошо – ребенок останется с вами. Придерутся к чему-нибудь – и у ювенального суда появятся веские основания изъять ребенка из семьи. Ведь его необходимо защитить от опасности!

   Таким образом, практически любая семья лишается независимости. Твой дом – уже не твоя крепость. Отец с матерью уже не главные в своей семье, а главные – сотрудники ювенальных служб, которые лучше знают, как правильно воспитывать ребенка, чем кормить, чему учить, как лечить и одевать. Чтобы нас не обвинили в некомпетентности (этот аргумент обычно используют, когда нечего сказать по существу), сошлемся на заключение, составленное весьма компетентными юристами московской организации «Родительский комитет». Эти люди именно профессионально, пользуясь российским законодательством, противодействуют либеральным тенденциям, направленным на разрушение семьи. Вот выдержка из заключения:

   «В рамках проектов ювенальной юстиции родители превращаются в законных представителей, обладающих правом на преимущественное воспитание своих детей, в мишень для правовых органов и социальных служб. Не может не волновать каждого родителя то, что данными законопроектами ставится под угрозу независимость семьи, ее право самостоятельно решать вопросы семейной жизни, право родителей определять приоритеты воспитания и устройства семейной жизни, традиционные детско-родительские отношения, исходящие из подчинения младших старшим. Возможность неконтролируемого вмешательства разнообразных структур в дела семьи и ограничение естественного права родителей на воспитание ребенка в избранной ими системе ценностей ведут к размытию функций семьи, ее естественных прав на независимое и саморегулируемое устройство, нивелируют конституционные принципы, Закон о семье.

   К примеру, по мнению авторов проекта ФЗ «Об основах ювенальной юстиции», предметом регулирования данного закона становятся «отношения, складывающиеся в ходе реализации и обеспечения прав, свобод и законных интересов ребенка судами, иными государственными органами, органами местного самоуправления при участии неправительственных организаций». То есть родители не только фактически устраняются от решения вопросов защиты прав своих детей, но становятся предметом пристального контроля со стороны этих органов. В Интернете имеется примерный контракт одного муниципального образования с неправительственной организацией на продвижение ювенального проекта стоимостью более чем миллион рублей. А ведь такие деньги надо освоить. Значит, нужны конкретные дети, подпадающие под орбиту ювенальной юстиции. Чем больше выделено денег, тем больше детей и родителей требуется вовлекать в эту систему (надзирать, проверять, лишать родительских прав и т. д.)» (XVI Международные образовательные Рождественские чтения. Конференция «Родительское общественное движение: семья и образование», раздаточные материалы. М., 2008).

   Так что изъять ребенка из семьи при переходе на ювенальную юстицию будет гораздо проще, чем сейчас. Пока для этого нужны очень весомые аргументы, доказательства фактически преступного отношения родителей к детям. Но это только до тех пор, пока жив традиционный взгляд на семью. Пока общество и государство убеждены, что родную мать, даже очень хорошую, никто не заменит. Что самые лучшие, самые богатые и образованные приемные родители не могут дать ребенку того, что дает ему кровная семья. И ее поэтому нужно сохранять до последнего.

   Ювенальная юстиция смотрит на проблему совершенно иначе. Кровное родство – ничто или почти ничто. Недаром словосочетание «родная мать» так назойливо заменяется вроде бы более современным, наукообразным, а по сути оскорбительным «биологическая мать». Потеря «биологической семьи» никакая не трагедия, неизбежно накладывающая отпечаток на всю последующую жизнь ребенка, а наоборот, это защита ребенка, находящегося в опасной ситуации. И чем скорее его удастся защитить, тем лучше. А поскольку современные родители якобы ничего не умеют (тема их несостоятельности, некомпетентности педалируется вовсю), опасную для детей ситуацию «ювенальщик» волен усмотреть на каждом шагу. Идеология и практика применения ювенальных законов таковы, что позволяют весьма расширительно толковать понятия прав ребенка, физического и психического насилия, а также опасной ситуации. Слишком многое тут зависит от настроя, взглядов и произволения судьи и сотрудников социальных служб.

   Мы хотим лишний раз подчеркнуть: корень этой коренной реформы в области защиты прав детей в том, что резко принижается, фактически обесценивается роль настоящих, кровных родителей. Ребенок искусственно вычленяется из семьи, наделяется приоритетными правами и противопоставляется родителям. Они же фактически лишаются права голоса и вынуждены подчиняться диктату всемогущих и всеведущих специалистов, которые не только не видят никакой особой разницы между родной семьей и приемной, а даже считают приемную семью предпочтительней, поскольку легко изымают детей из родной семьи и отдают в приемную или в приют.

   Конечно, пока они не осмеливаются четко и определенно заявлять об этом вслух. Могут, наоборот, уверять, что они всемерно стараются наладить, укрепить семейные отношения. Но реальность свидетельствует об обратном. Официальная причина, по которой у актрисы Натальи Захаровой отняли во Франции, где она жила, выйдя замуж за француза, трехлетнюю дочь, это «удушающая материнская любовь». Так было написано в решении суда. Вдумайтесь в этот вердикт! Мать сочли недостойной воспитывать свою девочку, потому что она слишком сильно ее любила. Разве можно себе представить, что в системе, сохранившей нормальный, традиционный взгляд на роль матери в жизни ребенка, особенно такого крошечного, избыток материнской любви стал бы основанием для отнятия дочери? В ювенальной же Франции подобные случае отнюдь не единичны. Преступным в поведении Натальи Захаровой сочли и то, что она купила ребенку такую же кофточку, как себе. Сотрудники социальных служб обвинили ее в том, что она хочет подавить индивидуальность трехлетней Маши, сделать ее похожей на себя. У другой французской матери отняли сына за то, что она слишком долго, по мнению защитников прав несовершеннолетних, держала его без движения в прогулочной коляске. Она делала это, чтобы он не бегал по онкологической клинике, куда она приезжала вместе с ним навестить больную раком старшую дочку. Но ее доводы не были приняты во внимание. Кстати, дочку тоже отняли – заодно, реализовав, вероятно, таким образом «профилактическую функцию судебного решения».

   В Америке, где запрещено оставлять без присмотра детей до 12 лет, родителям предстоит серьезное разбирательство «за создание ситуации, опасной для жизни ребенка», если они отлучатся даже совсем ненадолго. «Российской матери бы и в голову не пришло вызвать няню или, как принято называть, бебиситтера, чтобы она присматривала за одиннадцатилетним ребенком, пока мать будет выносить мусор, - пишет в апологетической статье «Полная free (свобода) под строгим соблюдением law (закона)» Джамиля Сайрамова («Учительская газета», приложение «Модернизация – шаг в будущее», вып. № 4 (10).

   Список родительских «злодеяний» можно продолжать до бесконечности. Все, что угодно, рискует стать основанием для отнятия ребенка. Было бы желание ювенального суда… В Австралии подросток решил отпраздновать свое пятнадцатилетие в «Макдоналдсе», пригласив 30 человек гостей. Отец возразил, что это многовато, он такую сумму «не потянет». Мальчик пожаловался защитникам детских прав, и отец был поставлен перед выбором: либо он все-таки изыскивает деньги на детский банкет, либо ему придется распрощаться с сыном. Ребенок ведь не должен чувствовать себя хуже других. Если в их классе так принято отмечать день рождения, значит, отец своим отказом травмирует его. Соответственно, психическому здоровью подростка угрожает опасность.

   Не спасают ни деньги, ни связи, ни известность. Поп-звезду Бритни Спирс обвинили в том, что оба бассейна на ее вилле могут представлять опасность для ее детей, играющих неподалеку, поскольку не соответствуют предписанным законом требованиям. Сотрудники калифорнийской Службы защиты детей неоднократно приходили к певице с проверками и каждый раз уходили с претензиями. В результате она, не выдержав их напора, перебралась в гостиницу. Но детей у нее потом все равно отняли (из-за наличия наркотиков и алкоголя в крови матери. – Ред.)

   Честно говоря, для нас долго оставалось загадкой, почему западные родители не восстают против растления детей под видом sex-education. Неужели они и в правду, как уверяют нас его сторонники, поголовно «за»? Случай с баварской школьницей прояснил ситуацию. Родители-католики, узнав, что их пятнадцатилетней дочке Мелисе Бусекрос демонстрировали на соответствующем уроке фильм с половыми актами, перестали пускать девочку на уроки. Администрация школы, озабоченная тем, что нарушаются права ребенка на получение образования, и в том числе – информации о здоровье (репродуктивном, сексуальном и, вероятно, нравственном, поскольку школьная программа утверждена «наверху» и по определению не может никого растлить), обратилась в соответствующие инстанции. Девочку отвезли к психиатру. Он поставил диагноз «фобия школы», возникновение которой, естественно, бросало тень на родителей. После обследования Мелису отправили домой, но через некоторое время, поскольку она упорствовала в своем нежелании ходить в школу, ее изъяли из семьи и поместили в клинику для душевнобольных. А что еще оставалось делать? Девочка впала в депрессию, пыталась покончить с собой. Когда же попытка не удалась, Мелиса написала письмо в группу защиты прав ребенка, умоляя ее воссоединить с родителями. Но, как было сказано в публикациях на эту тему (см. сайты World Net Daily, «Седмица.RU» или «Православную газету для простых людей» № 2 (февраль 2007 г.), власти не спешат вернуть девочку в семью, мотивируя это заботой о состоянии ее здоровья. За год до этого других немецких родителей и вовсе посадили в тюрьму за то, что их ребенок получал образование дома. В Германии образование на дому считается тяжким преступлением. При этом сексуальное просвещение школьников обязательно («идеал», которого пока не удается достичь у нас).

   Так что, похоже, единодушная или почти единодушная поддержка западными родителями детского «секспросвета» и прочих либерально толкуемых прав ребенка (включая усиленно утверждаемое в последние годы право на выбор сексуальной ориентации) весьма сродни тому, как при тоталитарных режимах народ всегда одобряет очередные решения очередных партсъездов. Не потому, что народ такой монолитный, а потому, что рыпаться опасно.

   Кстати говоря, случай с Мелиссой прекрасно иллюстрирует еще одну специфическую особенность ювенальной юстиции: «Система ювенальной юстиции решает не проблемы детей вообще, но проблему конкретного ребенка в конкретной жизненной ситуации, что в конечном итоге позволяет решать проблемы детей вообще» («Аналитическая записка…»). Немецкие родители получили на конкретном примере несчастной Мелисы наглядный урок, который, можно не сомневаться, будет полезен и германским чиновникам системы образования в решении «проблем детей вообще», а именно: проблемы дальнейшего внедрения сексуально-просветительских фильмов в школы страны.

 

 

Жизнь по решению суда

 

   Ну а теперь давайте представим себе самую обыкновенную семью, каких в нашей стране огромное множество. Мать, отец, ребенок. Родители не наркоманы, не алкоголики - в общем не маргиналы. А с другой стороны, и ригоризмом особым не отличаются. Со школьным секспросветом не воюют. Не возражают и против компьютерных игр. Музыку, которую слушают подростки, и фильмы, которые они смотрят, считают ерундой, но не такой вредной, чтобы сильно волноваться. В церковь заходят нечасто. В основном на чье-то отпевание, за крещенской водой, да на Пасху. При этом нельзя сказать, что они совсем не занимаются воспитанием или что у них отсутствуют представления о должном и не должном. Есть вещи, на которые они не собираются смотреть сквозь пальцы. Им хочется, чтобы ребенок хорошо учился, и не хочется, чтобы он прогуливал школу. Не хочется, чтобы превращал свою комнату в хлев и на любую просьбу помочь по хозяйству отвечал: «А почему я?» Согласитесь, это очень скромные и очень естественные требования. Так сказать, минимальный стандарт. На самом деле в нормальной культурной семье требований должно быть больше, но мы возьмем хотя бы этот набор.

   Теперь давайте представим себе довольно распространенную, по нынешним временам, ситуацию. Сын, войдя в подростковый возраст, запускает учебу, может прогулять школу, хамит огрызается. Просьб родителей выполнять не желает, зато часто и настойчиво требует денег. В какой-то момент, когда ситуация зашкаливает, они решают проявить твердость и говорят, что так дальше дело не пойдет. Подтянешь учебу – получишь денег на апгрейд компьютера. А принесешь еще одну двойку – даже не проси. И ни с какими друзьями ты никуда не пойдешь, пока не приберешься в комнате.

   В обычных условиях, то есть без ювенальной юстиции, этот в общем-то заурядный бытовой конфликт может разрешиться двояко. Либо взрослым удастся переломить ситуацию (для чего требуется выдержка, твердость и одновременно такт, умение пойти на разумный компромисс), либо они, спасовав перед истерическим напором, сдадутся со всеми вытекающими из этого последствиями. Но решение принимают они. Даже если оно неправильное, оно все равно их собственное. Ребенок распускается, потому что они ему это позволяют. В любом случае выбор за ними. Никто извне не диктует им, как жить, не посягает на их роль главных в семье и, соответственно, не навязывает им план воспитания ребенка. Если они обращаются за помощью к психологу или психиатру, то все равно делают это по своей доброй воле и могут воспользоваться советами специалиста, а могут ими пренебречь.

   Как же будет развиваться этот популярный детско-родительский конфликт в условиях ювенальной юстиции? Парень жалуется в соответствующие органы, что родители его притесняют: Заставляют убираться в комнате, не пускают гулять с друзьями, да еще не дают карманных денег. Отца с матерью вызывают «куда следует» и популярно объясняют, что комната – личная территория сына, где он волен устраивать то, что ему хочется. Может, беспорядок больше соответствует его нынешнему настроению, его индивидуальности и помогает самореализации?! Запрещать прогулки с друзьями нельзя. Ребенок должен дышать свежим воздухом и не должен испытывать дефицит общения. Что же касается денег, то лишать ребенка средств на карманные расходы, значит препятствовать его социализации. Деньги надо давать независимо ни от чего, причем не меньше, чем в среднем получают одноклассники, чтобы мальчик не чувствовал себя ущербным.

   - Но ведь он нас не уважает, хамит, обзывается, школу прогуливает, двоек нахватал! – пытаются оправдать свои воспитательные меры родители.

   И слышат в ответ, что, во-первых, уважение следует заслужить. Они же, судя по всему, не сумели этого сделать. Во-вторых, надо учитывать особенности подростково-молодежной лексики. Тридцать лет назад матерные выражения считали чем-то ужасным, а сейчас критерии изменились. Насчет школы – да, тревога обоснованная. У нас обязательное среднее образование, поэтому с мальчиком будет проведена разъяснительная работа. Но добиваться хороших оценок, если сын их не получает, не только бессмысленно, но даже вредно. Завышенные требования травмируют психику и могут привести к школьному неврозу. В общем, родители попадают под прицел ювенальных служб. Их предупреждают, что за семьей будет вестись постоянная слежка (неприятное слово, правда, заменяется более политкорректным «мониторинг»). И если сын будет и впредь недоволен своим положением в семье, их придется лишить родительских прав.

   По меньшей мере озадаченные, а скорее, подавленные происходящим, родители возвращаются домой, обдумывая по дороге, что они скажут своему отпрыску. Но оказывается, ему в ювенальном суде уже все сказали. Они еще не успевают раскрыть рот, как слышат: «Ну что, съели?» И начинается новая жизнь. Парень делает что хочет. Родители безропотно дают деньги. Прогулы школы, правда, продолжаются, но психолог (он же ювенолог) загадочно отвечает, что они над этим работают. И работа действительно ведется. На зимние каникулы парня отправляют в подростково-молодежный лагерь для проблемных детей. Там у него появляются новые друзья. Причем у родителей возникает тревожное впечатление, что некоторые из этих друзей больше походят на «лиц, находящимся в конфликте с законом» (так теперь предлагают в духе политкорректности называть несовершеннолетних преступников). Но поговорить на эту тему с сыном им не удается, так как он всякий раз посылает их подальше, заявляя о своем праве дружить с кем хочет и размахивая перед носом бумажкой, полученной в суде.

   Через некоторое время родители обнаруживают у сына наркотики. Тут уж они дают волю гневу и идут в ювенальные инстанции требовать объяснений. Дескать, посмотрите, до чего вы довели мальчишку, связав нам руки! На это им холодно отвечают, что довели как раз они, родители, - тем, что недолюбили ребенка. Выясняется, что ювеналы, «осуществляющие сопровождение» их сына, давно знают о потреблении им «психоактивных веществ (ПАВ) опийной группы». Но родителям не сообщали об этом вполне сознательно, чтобы не обострять и без того конфликтные отношения в семье. Да и стоит ли так волноваться? Во-первых, у взрослых своя жизнь, а у ребенка своя. Он имеет право на свой опыт, на свои ошибки. Во-вторых, наркоадиктов сегодня немало, это один из популярных молодежных стилей жизни. Подрастет – образумится. А пока, если они настаивают на коррекционных мерах, мальчика можно включить в программу снижения вреда. Если же адекватным наркологам наконец удастся внедрить заместительную терапию, ему будут давать вместо героина метадон. Хоть и наркотическое вещество, но менее токсичное. И тогда проблемы будут решены.

   История эта хоть и сконструирована нами, но в ней нет никаких элементов фантастики. Скорее она созвучна направлению, которое принято называть «гиперреализмом». Диктата ювенального суда, правда, пока нет, и это очень существенный момент. Но по отдельности все фрагменты нашей собирательной истории уже наличествуют. Помните, мы приводили цитату про то, что ювенальный суд – это стержень, на который все будет нанизано? Так вот, стоит появиться стержню, и он обрастет такими деталями.

   Свидетельство тому – вполне реальная история (одна из многих, весьма типичная!), произошедшая в Голландии и описанная в книге «Пастернак против Нидерландов». Однофамилец великого поэта в начале 90-х покинул родную Одессу и уехал с семьей в эмиграцию. Когда его дочери исполнилось 14 лет, она попала под влияние более «продвинутой» подруги, сдала в учебе, начала прогуливать школу, требовать денег – в общем, все как в нашей гипотетической истории. И хотя родители почти ни в чем ее не ограничивали (например, Ирина совершенно не помогала по хозяйству) и даже чрезмерно баловали (скажем, если девочке не нравилась еда, приготовленная матерью, она фыркала и демонстративно отправлялась есть к отцу, с которым мать к тому времени уже была в разводе), ей хотелось еще большей свободы. Она начала жаловаться в Инспекцию по делам несовершеннолетних. Ее там, естественно, поддержали. Вот она, приоритетность прав ребенка в действии!

   И когда отец вопиющим образом нарушил права Ирины, попытавшись ваткой стереть с ее лица чересчур, на его взгляд, вульгарную косметику, ее укрыли от «жестокого обращения» в приюте. Когда же родители попытались вернуть дочку, их лишили родительских прав. Пастернаки обращались во всевозможные инстанции, дошли до голландской королевы и Европейского суда. Всего ими было написано порядка 60 жалоб. Результат всегда один и тот же – нулевой. «Всех, кому мы отправляли факсы и письма, - свидетельствует Пастернак, - мы просили о встрече, чтобы подробнее рассказать и показать факты беззакония. Но инстанции вновь и вновь писали нам стандартные ответы, а все наши жалобы пересылались тем, на кого мы жаловались – и все оставалось по-прежнему» (Пастернак Г. Пастернак против Нидерландов. М., ЭРА, 2007. С. 96). Спасло ситуацию только то, что примерно через год Ирина вернулась домой сама. Если бы не это, они бы ее не увидели как минимум до совершеннолетия. Некоторые колоритные подробности лучше дать в изложении самого автора.

   «…Нам было сказано, - вспоминает Г. Пастернак, - что нас приглашают на беседу в отделение полиции по работе с подростками… Мы, довольные, буквально побежали на эту встречу, надеясь на то, что сейчас все закончится, но в этом отделении нас ждал заранее подготовленный сюрприз. Нас встретили двое полицейских: Ханс Кродайк и Ес Еммерих. Мы им подробно рассказали о случившемся и показали документы. В ответ они начали нам угрожать и сказали, что дочери у нас опасно находиться, вы, мол, угрожали дочери, потому она и убежала, - и вы должны честно в этом признаться. Тогда я объяснил Кромдайку, что мы хотим сделать заявление на работников Комиссии о подаче ложных сведений судье. В ответ мне: «Заткни пасть, иначе вообще выгоню. По закону ты никто, только биологический отец». Ольга на это сказала, что мы можем высказывать свое мнение. И она как мать, и я как отец. Кромдайк с ехидной улыбкой ответил, что здесь, в бюро им нельзя указывать, что и кто может. Второй полицейский сначала молчал. А потом вдруг тоже стал кричать и угрожать: «Будете много выступать – и второго ребенка заберем» (Там же, с. 72).

   «Ольгу временно лишили родительских прав на год. Это лишение прав означало, что ребенку назначается опекун, что родители не могут оказывать на ребенка никакого влияния, но по-прежнему несут за него полную ответственность. И финансовую в том числе: они вынуждены оплачивать содержание ребенка в приютах. Кроме того, решения в экстремальных случаях должны принимать опять-таки они, а не назначенный опекун. Например, когда дочь хотели положить в больницу, согласия на госпитализацию все равно требовали у Ольги» (Там же, с. 91-92).

   «…люди в платьях судей лишают родителей детей, а детей – родителей. Эти организации ссорят семьи, вместо того чтобы их мирить, как декларируется в брошюрах. «миротворцы» делают так, что потом дети и родители видеть друг друга не хотят. Я <…> видел и голландские семьи, пострадавшие от произвола Инспекции. У одной женщины было дело – весьма прибыльное, - она занималась лошадьми. И она в конце концов осталась без ничего.

   Детей отнимают либо у иностранцев – их используют как дармовую рабочую силу, либо у богатых голландцев – из них можно сосать деньги. И лишают их этих денег. Они уходят на переписку, на адвокатов, на содержание детей в приютах. И родителей просто раздевают: те остаются без средств, но детей они до 18-летия так и не видят. А после 18-летия эти дети, завидев родителей, просто убегают от них.

   Так вот, у этой женщины-коннозаводчицы дочь, с которой ее разлучили, работала после выхода из приюта в магазине кассиром. Когда мать вошла в магазин, девушка бросила открытую кассу и убежала. Как от «врага народа» во времена оные. До такой степени вливают в детей эту желчь работники, призванные защищать детство» (Там же, с 95).

   Автор дает описание механизма и последовательности действий тех инстанций, которые участвуют в процессе защиты детей от родителей. Из письма, которое Григорий Пастернак вручил судье: «Уже 8 месяцев я, как комиссар Каттани, веду борьбу за правду и справедливость против легальной мафии, прикрывающейся высокими должностными лицами. <…> Это сплоченная группа, стряпающая «дела» против семей. Бовенс и Вассинк ищут и заманивают детей, обещают родителям обследование, без разрешения родителей прячут ребенка в секретное место. Когда родители начинают жаловаться – переправляют ребенка в Комиссию.

   Хафманс, Бюрен, Мадерн (сотрудники Комиссии. – Авт.) подхватывают ребенка из лап Инспекции и дальше ведут «дело», не стесняясь в средствах. Мадерн даже спрашивала, почему мы в Голландии, а не в Израиле, предлагала нам адреса организаций, где мы можем решить вопрос о переезде в Израиль. Она же пыталась выпытывать у ребенка грязную информацию о родителях. Для этого она принесла дочке фрукты и различные подарки. Об это мы узнали уже потом от дочки. Комиссия очень много говорила дочке о ее правах, но ни слова об обязанностях. Мадерн настраивала Ольгу (жену Григория Пастернака. – Авт.) против меня; говорила дочери, что мать не хочет ее видеть, а Ольге – что дочь не хочет видеть ее. Настроила дочь написать матери неприятное письмо на голландском языке, а потом использовала это письмо как документ.

   Полиция по делам несовершеннолетних «объяснила» ребенку, что в Нидерландах не обязательно идти домой к родителям, если ребенок этого не хочет. <…> Судьи по делам несовершеннолетних: Херретсе-Фиссер – выносит решение суда по документам, пришедшим на следующий день после принятого решения. Выносит решение предварительного опекунства без каких на то оснований. Судья Де Хорт – без веских оснований продлевает решение суда о засекречивании адреса пребывания ребенка, выносит решение об опекунстве. В то же время дочь не посещает школу. Закон о всеобщем обязательном образовании бездействует. <…> Опекун Схаутенс: ее незаконно и безосновательно нам навязали. Она выполняла свою работу следующим образом: разрешила дочке находиться у Лорны Грази (той самой подружке, которая дурно влияла на Ирину – Авт.), несмотря на то что не только мы (родители), а и классный руководитель были против их «дружбы» даже в школе» (Там же, с. 115-117).

   На суде опекун не выступала, но зато загодя уверила Ирину, что решение суда против родителей уже принято, а родителям сообщат об этом через две недели, чтобы они думали, что все будет серьезно рассмотрено.

   «Ира, когда вернулась домой, много рассказывала о том, как жила в приютах, - пишет Пастернак. – Она была недовольна этой жизнью. Сказала, что попалась на рекламу, считала, что там будет действительно так хорошо, как обещали. А обещали, что будет много лучше, чем дома. Живешь, мол, сам себе хозяин: никто не зудит, не говорит, что хорошо, что плохо. Квартира – своя, денег дают на еду и на развлечения. Хочешь – учись, хочешь – работай. А можешь вообще ничего не делать. Разве трудно соблазнить таким заманчивым предложением юное сердце?

   А на деле? Одна большая ложь. И попытки всеми способами не допустить возвращения «реквизированного» ребенка в семью.

   Даже во время второго суда (кстати, она присутствовала в зале) в помещении было оборудовано нечто вроде сцены, на ней устраивалась ширма, за ширмой – дочь. Но мы об этом не предполагали поначалу. Мы сидели, а судья задавал нам каверзные вопросы, для того чтобы мы что-нибудь наговорили на ребенка (а она бы это услышала). Но мы, естественно, ничего плохого не говорили, да и не могли сказать – и этот их план провалился» (Там же, с. 121).

   Впечатляют и другие зарисовки, характеризующие тех достойных людей, которые изымают детей из семьи, и тех, которые заменяют изъятым детям родителей. Вернувшись из приюта, Ирина написала воспоминания о том, что с ней случилось за год, проведенный в отрыве от родных. «Там, кстати, описано, - говорит Пастернак, - и то, как женщина, назначенная ей опекуном – вроде как бы «мамой», - приносила ей сигареты и убеждала, что ни в коем случае дочке не надо контактировать с родителями. <…> Она даже не поинтересовалась, как Ирина себя чувствует, когда та попала под машину. Даже посторонняя свидетельница этого происшествия – пожилая дама – пришла к Ирине в больницу и поинтересовалась ее самочувствием. А та, которой это по должности положено, - нет» (Там же, с. 122-123).

   Когда Ирина вернулась домой, опекунша позвонила и сказала ей: «Что ты наделала? Как теперь быть с твоим дальнейшим переселением от родителей?»

   В книге дан краткий, но емкий портрет человека, который пытается воспитывать родителей: «Однажды, когда мы в очередной раз были в полиции, полицейский уговаривал меня, чтобы я не слишком реагировала на странное поведение дочери. На то, что она обратилась в Инспекцию. Говорил, что это просто такой возраст. Переходный подростковый возраст. У него, мол, самого дочь тоже курит, красится и принимает наркотики. Что ничего страшного. Потом пройдет. Просто в 14-15 лет все девочки становятся стервами. Ты, мол, плохо знаешь свою дочь и не умеешь ей доверять. Будто бы он своим «доверием» воспитал образец для подражания» (Там же, с. 128).

   Актриса Наталья Захарова в своих интервью говорит, что на тему незаконного изъятия детей из семьи и «беспредела» ювенальных судей во французской прессе негласно наложено вето. Григорий Пастернак свидетельствует то же самое о Голландии: «Люди отчего-то очень злятся, когда спрашиваешь что-то на эту тему (о произволе, царящем в области защиты прав детей. – Авт.). Все стараются не обращать внимания на негативные стороны жизни. Это мне напомнило время, когда я искал редакцию газет, где могли бы о нашем деле напечатать. Ответ из большинства редакций был следующий: «Нам это неинтересно, мы печатаем только положительное» (Там же, с. 166).

 

 

 

Российская специфика

 

   В ответ на постоянно множащиеся примеры ювенальных бесчинств на Западе отечественные сторонники этого «требования времени» любят говорить, что у нас все будет по-другому. Однако постоянно множащиеся примеры того, что (пока еще в качестве подготовки почвы) происходит в России, не дают оснований для оптимизма. В Таганроге, где уже существует ювенальный суд, школьник подал иск на учительницу, которая наказала его за хулиганское поведение, не взяв на экскурсию. Возмущенный попранием своих прав, ребенок (надо полагать, не без содействия заинтересованных взрослых) потребовал компенсации морального ущерба в размере 70 000 рублей. Суд смилостивился над ответчицей и скостил сумму до 30 000. Учительница после этого уволилась. Как чувствует себя несовершеннолетний истец и какой урок получили остальные учителя, думаем, читатель представит себе, особенно не напрягая воображение.

   Другая история произошла в Москве, которая, между прочим, тоже относится к ювенально-пилотным регионам. Отец, воспитывая тринадцатилетнюю дочку один, приучал ее бегать по утрам. Соседки пожаловались в органы опеки, что он «мучает» ребенка. Они вообще-то и раньше любили жаловаться. Молодая женщина, поведавшая нам эту историю, рассказала, что они когда-то доносили и на ее мать. В тот раз им не нравилось, что ребенка «мучают» уроками музыки, лишая детства. Но 20 лет назад права детей у нас в стране еще были на должной высоте, и сигнал остался без ответа. Зато сейчас ответ последовал незамедлительно. Отец и глазом моргнуть не успел, как его лишили родительских прав, а девочку поместили в детдом. Потом она, правда, как нидерландская Ирина, сбежала домой. А поскольку ювенальное законодательство у нас еще не принято и в деле было допущено множество нарушений, от этой семьи отстали. Девочка опять живет с отцом. Он потребовал возвращения ему родительских прав, но оказалось, что вернуть права куда сложнее, чем их лишиться. По крайней мере, спустя полтора года после начала этой истории отец в своих правах еще не был восстановлен.

   В Псковской области практически одновременно у двух матерей-одиночек пытались отнять детей: у одной троих, у другой четверых. Мотив – бедность, потеря работы. Точь-в-точь как во Франции, судя по документам французской ассоциации «Защита», приведенным в книге Г. Пастернака. «Французская система социальных служб незаконно отнимает детей у родителей, потерявших работу», - говорится в обращении этой ассоциации.

   Снова вернемся в столицу. Мать троих дочерей. Средняя дочь шестнадцати лет связалась с дурной компанией и села на иглу. Мать обратилась за помощью в наркодиспансер и получила ответ, что девочку можно попробовать полечить, но только если она не знает своих прав и ее удастся как-то заманить на лечение. Если же она свои права знает (а та девочка знала), то дело швах. В демократической России принудительное лечение запрещено. (Трудно удержаться от комментария и не напомнить, что апологет ювенальной юстиции нарколог и правозащитник О. В. Зыков категорически против принудительного лечения алкоголизма и наркомании, о чем не устает заявлять везде, где только можно.)

   Мать пошла в милицию, поскольку девочка вдобавок к наркомании, как это часто бывает, еще скандалила и дралась. Когда-то у ее соседки тоже были похожие проблемы с сыном-подростком, и инспектор по делам несовершеннолетних нашел к нему подход. Но теперь (видимо, опять-таки потому, что Москва – пилотный регион?) женщина услышала примерно следующее: «Мы, конечно, можем передать ваше дело в Комиссию по делам несовершеннолетних. Но учтите, сейчас такая ситуация… Короче, ребенка могут отнять, потому что у вас маленькая жилплощадь».

   - Представляете? – возмущалась потом женщина. – Вместо того чтобы улучшить наши жилищные условия, говорят, что они не соответствуют правам ребенка!.. Нет, я, честно говоря, даже не против, чтобы Люду забрали в какой-нибудь хороший интернат и вложили ей ума. Может, она хоть чужих людей будет слушаться? Но сейчас, говорят, новые порядки. Если забирают – то всех. Старшую, положим, не заберут, ей уже восемнадцать. А младшую-то почему я должна отдавать? Она и учится хорошо, и в церковь ходит, и музыкой занимается. Если ее оторвать от семьи, мало ли что с ней будет? С Людой я не справляюсь. А Варя-то тут при чем?

   Беседуя с этой женщиной, мы, естественно, вспомнили французскую мать, у которой второго ребенка, онкологически больную дочь, тоже отправили «за компанию». Вспомнили и русского отца, о котором шла речь в одной из телепередач. После смерти жены он остался с восемью детьми. Органам опеки и соцзащиты не пришло в голову оказать ему материальную поддержку или выделить социального работника в помощь осиротевшим детям. Зато пришло в голову отнять всех восьмерых – для их же собственного блага. В рамках борьбы с бедностью.

   Так что в вышеописанных случаях никакой российской специфики не наблюдается. Хотя она, конечно, не исключена. Но проявляться может, на наш взгляд, в другом. На Западе отнятых детей за границу не продают. Наоборот, там готовы покупать сирот. Откуда угодно: из Азии, из Латинской Америки, из Африки. Осенью 2007 г. разгорелся международный скандал из-за попытки французской гуманитарной ассоциации похитить в африканской Республике Чад 103 детей, которых хотели переправить во Францию для передачи усыновителям.

   Дети из России – очень желанный товар. Сколько нам на протяжении последних пятнадцати лет рассказывали в СМИ о благородных иностранцах! Они якобы забирают в основном детей-инвалидов, которые здесь никому не нужны, а там обретают дом, семью, медицинскую помощь. Поэтому для нас, признаться, явились неожиданностью официальные данные. Из доклада Председателя Комитета Госдумы по делам женщин, семьи и детей. Е. Ф. Лаховой на I Всероссийской конференции «Семья, дети и демографическая ситуация в России», состоявшейся 17 октября 2006 г.: «Вывозятся из России в основном маленькие дети, 70 % от всех усыновленных, они практически здоровы или имеют заболевания, которые лечатся в России. Дети-инвалиды составляют лишь только 2,5 %» (Сборник докладов. С. 7).

   Видимо, в ожидании ювенальной юстиции и, соответственно, в предвкушении богатого улова в России открываются иностранные агентства по усыновлению. Говорят, это поможет упорядочить процедуру. Что ж, и вправду поможет: отняли ребенка и быстро переправили в Париж, Франкфурт или Амстердам. А там – ищи ветра в поле. Сколько наших женщин годами не могут вернуть детей, вывезенных за границу мужьями-иностранцами! И ведь этих женщин никто не лишал родительских прав, но они все равно бесправны. Что же говорить о тех, кого лишат?

   Вполне возможно, российская специфика ювенальной юстиции проявится и в разрешении донорства детских органов, за которое летом 2007 г. начала агитировать замминистра здравоохранения О. В. Шарапова (между прочим, активная и достаточно давняя сторонница «планирования семьи», а значит, и секспросвета в школах. Да, «узок был круг этих революционеров…»).

   Озабоченный состоянием детского здоровья, Минздрав примерно в то же время вышел со второй, не менее важной инициативой, предложив узаконить медицинские эксперименты на детях. Якобы иначе нельзя испытывать новые лекарственные препараты. У взрослых же другой организм! Хотя еще недавно это не мешало вполне эффективно лечить детей. По крайней мере, детская смертность в Советском Союзе была одной из самых низких в мире.

   Нам могут возразить, что в разрешении детского донорства и в медицинских опытах над детьми как раз никакой российской специфики нет. Наоборот, этим мы не приведем свое законодательство в соответствие с европейскими нормами. Так-то оно так, да только Запад, в отличие от России, не выступает в роли поставщика сырья. Цены на человеческие органы, как многократно указывалось в печати, здесь несопоставимо дешевле. Так что без российской специфики все же не обойдется…

   Попутно зададим вопрос не совсем по теме: где же лучше соблюдаются права детей? Там, где они выступают в роли подопытных кроликов, или где закон этого не разрешает?

 

 

«Как во всем цивилизованном мире…»

 

   Конечно, у всех родителей не отнимут. Как сказала Зоя Космодемьянская, «всех не перевешаете». Но жизнь в условиях «постоянного мониторинга» (а ювенальщики уже не раз проговаривались, что в идеале каждая семья должна быть под контролем) качественно изменится. Самая большая для нас загадка – почему безмолвствуют граждане либерального склада, для которых свобода есть главная жизненная ценность? Неужели Запад до сих пор их так магически зачаровывает, что они готовы приветствовать абсолютно все, что исходит оттуда?

   Мы, например, себя к либералам не причисляем, да у нас и детей маленьких, которых можно отнять, уже нет. Но жизнь под контролем и по указке ювенальных служб представляется нам крайне унизительной. На наш взгляд, это недопустимое ущемление человеческой свободы, человеческого достоинства.

   Дело в том, что любой взрослый человек воспринимает свой дом как территорию свободы. Это в подростково-юношеском возрасте многие жаждут вырваться из дому на волю, поскольку их стесняет главенство родителей. Но, обретя свой дом и тем более свою семью, человек именно там чувствует себя наиболее свободным, там он обустраивает все по собственному разумению. И попытки постороннего вмешательства в виде критики и особенно навязывания своих понятий или вкусов могут восприниматься довольно болезненно. Даже когда эти попытки исходят от близких родственников, которым позволено куда больше, чем чужим.

   И самое, пожалуй, ценное для современного семейного человека на домашней территории свободы – это дети и право их воспитывать так, как он считает нужным. Безусловно, существуют определенные нравственные ограничения, но для нормальных людей это не проблема, поскольку они с ними согласны без принуждения извне. А в остальном воспитание детей представляет собой широкое поле для свободы и творчества взрослых. Причем сегодня многим взрослым больше негде насытить эту живую в каждом человеке потребность в творческой реализации. Далеко не у всех работа творческая и интересная. Даже наоборот, многие, окончив институт, работают не по специальности на работе, не требующей ни высшего образования, ни каких-то творческих проявлений. Не все, конечно, но многие жертвуют своими профессиональными интересами ради достойного обеспечения семьи. И может быть, поэтому воспитание детей сейчас представляет для значительного числа молодых родителей особую ценность.

   Но даже для тех, кто не жаждет заниматься своими детьми, все равно очень важно чувствовать себя дома свободно, расслаблено. Словом, отдыхать от напряжения, накопленного за день. И, переступив порог, как бы давать самому себе команду «вольно».

   Жизнь по указке ювенальных служб и тем более по решению ювенального суда эту домашнюю вольницу упразднит. Дом, семейная жизнь, воспитание детей перестанут быть территорией свободы и, напротив, превратятся в источник постоянной тревоги, постоянного напряжения, постоянного страха. Вероятно, люди с либеральными установками думают, что их ювенальный контроль не коснется, поскольку они как раз воспитывают детей в духе времени, не ущемляя их в современных развлечениях типа компьютерных игр или дискотек, не видя ничего страшного в сексуальных отношениях подростков и т.п. Может быть, они не одобряют крайностей, но в целом их современная жизнь вполне устраивает. Поэтому в либеральном стане нет такого волнения по поводу ювенальной юстиции.

   А зря! Жизнь может повернуться совсем по-другому. (Да и уже поворачивается.) Если в стране окончательно победит курс на патриотизм и укрепление государственности, если власти будут более решительно поддерживать традиционно-нравственные ценности, то к таким родителям ювенальные службы могут иметь вполне обоснованные претензии. Школьный омбудсмен, поговорив с ребенком и узнав, что папа называет армию «преступной организацией», а по поводу Президента и вовсе употребляет выражения, граничащие с нецензурными, подаст рапорт, в котором, к примеру, будет написано, что в семье проводится подрывная антигосударственная пропаганда. А если к тому же папа с мамой позволят себе неодобрительно высказаться о политике федеральной власти на Северном Кавказе, в рапорте может быть выражено опасение и в том, что родители формируют у ребенка психологию потенциального террориста.

   «Жизнь по решению суда» в данном случае может выглядеть (если ребенка не отнимут, что тоже весьма вероятно) следующим образом: родителям запретят вести «подрывные» разговоры и, возможно, обяжут пройти какой-нибудь психотренинг для нормализации патриотических чувств. А ребенка придется отдать на все лето в военно-патриотический лагерь, а осенью – в кадетский корпус.

   В других аспектах духовно-нравственного воспитания тоже могут возникнуть нешуточные проблемы. Омбудсмены вкупе с прочими ювенальными работниками будут вправе произвести тщательный досмотр аудио-, видео- и печатной продукции, которая имеется в доме ребенка, попавшего в «опасную ситуацию». (Напоминаем, что в ней, по отзывам «ювеналов», находятся практически все наши дети.) И вовсе не факт, что при установке на укрепление традиционно-нравственных ценностей наличие в семейной фильмотеке таких шедевров мирового кино, как «Гибель богов» Висконти, «Город женщин» Феллини, «Последнее танго в Париже» Бертолуччи или «Ночной портье» Кавани, не говоря уж о произведениях более молодых прославленных режиссеров типа Педро Альмодовара, будет воспринято с пониманием. Очень может быть, что, опираясь на статьи УК, соответствующие ювенальные органы квалифицируют хранение в доме подобных шедевров как интеллектуальное растление несовершеннолетних. И тогда родителям-книголюбам придется не только лишиться родительских прав, но и посидеть в тюрьме. Аналогичным образом могут отреагировать защитники прав детей и на хранение дома женских любовных романов, глянцевых журналов с обнаженными красотками и даже рекламных газет, где наряду с объявлениями о продаже мебели и машин указаны телефоны «девочек и мальчиков по вызову». И пойди докажи, что ты не верблюд, что фильмы взрослые члены семьи смотрели поздно вечером, когда дети спали, что книжный шкафчик с «легкой эротикой» запирался на ключ, а газеты и вовсе уже пожелтели от времени и хранятся исключительно для ремонтных работ…

   А вот пример из возможного будущего, а практически из настоящего. Министерство образования уже постановило ввести во всех школах обязательный предмет «Духовно нравственное воспитание». Для родителей-атеистов собираются предусмотреть вариант безрелигиозной этики. Но и в этом альтернативном варианте, учитывая нынешнюю конъюнктуру, вряд ли будет много либерализма. Если государственная установка на укрепление семьи сохранится, то любые программы духовно-нравственного воспитания будут осуждать «свободную любовь», «пробные браки», разводы и уж тем более содомию. Но пока нет ювенальной юстиции, свободомыслящие родители могут безбоязненно выражать дома по всем этим вопросам свое личное мнение, которое не обязательно совпадает с «линией партии».

   С установлением ювенального режима свободомыслие придется ограничить, иначе маму с папой можно обвинить в том, что они отказываются от сотрудничества со школой и тем самым препятствуют реализации права ребенка на качественное образование.

   Только очень легкомысленные люди могут считать, что нарисованные нами картины – алармистская антиутопия. Даже во Франции, где традиционно почитают закон, в ювенальных делах царит произвол, который может быть обусловлен характером судьи, ее сегодняшним настроением, ее неудавшейся личной жизнью. Главное, что создается механизм, позволяющий этот произвол осуществлять. Борец за введение ювенальной юстиции О. В. Зыков сказал на одном из заседаний, посвященных этому вопросу, что его дети хорошо воспитаны и потому не будут жаловаться на него в суд. Большевики, запуская механизм репрессий, тоже думали, что он будет направлен только на «плохо воспитанных» классовых врагов. Но вскоре сами оказались жертвами собственного законотворчества.

 

 

Не подменяет, а подминает

 

   И тут возникает необходимость рассмотреть еще одну проблему. Быть может, самую важную, но о которой пока почему-то молчат. Впрочем, молчат не все. На круглом столе на тему «Становление «ювенальной юстиции» в России: опыт, проблемы и перспективы», состоявшемся в Госдуме 20 марта 2006 г., Председатель Комитета по законодательству В. Н. Плигин уже выразил обеспокоенность, не начнет ли суд выполнять функции других систем власти. «Получается, - сказал он, - что мы предлагаем суду выполнять не роль правосудия, собственно говоря, а мы предлагаем в настоящее время суд обозначить как координатора по всем случаям, которые попадают в поле зрения суда».

   Вразумительного ответа на свой вопрос он не получил. Нет, конечно, его постарались успокоить. «Суд не будет заменять никакие ведомства, - сказала председательствовавшая на круглом столе Е. Ф. Лахова. – Министерства образования, здравоохранения, внутренних дел, комиссии по делам несовершеннолетних, службы занятости и т. д. – все знают, что им делать. И каждый год эти ведомства отчитываются о проделанной работе… Но суд, - добавила она, - должен быть над всеми, независимо от того, совершено или не совершено ребенком правонарушение… Суд должен быть над всеми ведомствами. Именно суд должен сказать сегодня, что делать, какое ведомство недоработало». Помимо ведомств, кстати, были упомянуты и родители.

   Однако суд, напоминаем, не только высказывает свое мнение, но и взыскивает. И его решения, снова напоминаем, обязательны. Таким образом, под лозунгом защиты прав ребенка, по существу делается попытка построить параллельную вертикаль власти. Что означает тезис «суд должен быть над всеми ведомствами» и говорить, что им делать и кто что недоработал? Пока что ведомства подчиняются своим главам – министрам, те – премьер-министру, тот – президенту. И о недоработках речь идет на их заседаниях. Никакой суд не указывает им, что делать. Хотя проворовавшегося министра теоретически можно отдать под суд.

   Выходит в новой ювенальной реальности нарушается принцип разделения властей? Судебная власть подминает под себя исполнительную. А если решение министра не совпадает с решением ювенального суда, кто будет главнее? И кем будет управлять Президент, если все ведомства будут подчиняться ювенальному суду, а судебная власть Президенту по Конституции не подчиняется?

   Причем в перспективе планируется создание семейного суда, который вберет в себя функции суда ювенального и, кроме того, будет рассматривать все дела, в которых так или иначе затронуты интересы несовершеннолетних. А ведь это бесчисленное множество судебных дел, поскольку у большинства наших граждан есть дети или внуки, а заметное число людей связано с детьми по роду работы. Таким образом, новый суд может подмять под себя не только Министерство образования, здравоохранения и внутренних дел, но и Министерство финансов (интересы детей практически всегда связаны с финансовым обеспечением) или, скажем, Министерство обороны. А почему нет? У многих призывников есть несовершеннолетние братья или сестры – вот вам и основания.

   О демократии, естественно, придется позабыть. Узурпация власти судом – это уже совсем другая песня. Не мягкая стилистика плюрализма, а жесткий стиль диктатуры. Во время судебного заседания, как известно, судья может удалить человека из зала за малейшее, на его взгляд, нарушение. И он как миленький удалится. Иначе выведут под руки. А тут вся жизнь будет проходить в этом директивно-карательном режиме. Ведь это только к малолетним преступникам не будут применять «репрессивный» подход. А родителям, бабушкам-дедушкам и прочим взрослым гражданам придется отвечать «по всей строгости закона».

   В своей книге «Смерть Запада» видный американский политик П. Дж. Бьюкенен цитирует известного американского судью Роберта Борка, который, называя членов Верховного суда США бандитами, сетует, что судебная власть страны «приобрела диктаторские замашки» (см.: Бьюкенен П. Дж. Смерть Запада. М., АСТ. С. 346-347). У нас, с поправкой на российскую специфику, роль аналогичного «диктатора на местах» призван, по-видимому, сыграть ювенальный суд. При этом соответствующая вертикаль, естественно, достроится до конца: в Верховном суде предусмотрена ювенальная судебная коллегия, которая будет рассматривать дела в качестве второй инстанции. Выше – кассационная коллегия Верховного суда, а еще выше – его Президиум, куда, надо полагать, если закон о ювенальных судах будет принят, введут специалистов по правам детей.

   А может, будет немного по-другому. Предоставим слово специалистам. Вот что говорит председатель межведомственной комиссии по делам несовершеннолетних В. К. Чернобровкин: «Начинаем пока с судов… Но этот только одно из звеньев ювенальной юстиции. В будущем необходимо учредить специальный суд по гражданским делам, связанный с защитой прав и интересов несовершеннолетних, и многое другое, вплоть до специализированного Верховного суда. Ювенальная юстиция – это пирамида, где суд наверху, а далее вниз – вся система специализированных государственных органов по линии несовершеннолетних плюс общественные организации по данной проблеме». Говорят, что всю эту «ювеналку» на Западе (например, во Франции) лоббируют троцкисты. Может, оно и так. Разрушение семьи, огусадорствление детей… Да, похоже на идеи Троцкого. Но определенно мы этого все же утверждать не можем. А вот то, что Россия диктатуру уже проходила, факт неоспоримый. В отличие от Запада, у нас в ХХ в. был этот трагический опыт. По части «планирования семьи», толерантного отношения к «меньшинствам» и наркоманам мы, конечно, малость отстали от цивилизованного мира. Можно сказать, мы в этом отношении еще дети. Зато у нас будет посолидней опыт жизни по Оруэллу (Джоржд Оруэлл, 1903-1950, - английский писатель и публицист. См. повесть «Скотный двор» и роман «1984». – Ред.) Тут мы – умудренные опытом старики. И добровольно согласиться повторить этот кошмар означает впадение в детство. Иначе говоря, старческий маразм. Чего, право, не хотелось бы.

 

 

Послесловие

 

   Сегодня очень многое настраивает нас на капитуляцию, на то, чтобы смириться с расчеловечиванием детей как с неизбежным злом. И, стараясь подавить в душе чувство протеста, перестроиться на новый лад, принять новый порядок. Но порядок, замешанный на зле, мнимый. Он служит всего лишь простым камуфляжем смертельного хаоса. Смертельного буквально, то есть уничтожающего жизнь. А с уничтожением собственного ребенка смириться невозможно.

   Кувшинка может плавать в определенном радиусе, который зависит от длины стебля, А оторвешь головку от стебля – и цветок, казалось бы, пускается в свободное плавание. Но при чем тут свобода, если он плывет по воле волн, туда, куда влечет его ветер, и вскоре тонет? Как только мы позволим (уже позволяем!) «оторвать» детей от стебля семьи и корня традиционной культуры, они станут добычей всех ветров. Кого-то закружит вихрь «безбашенного» житья, кого-то унесет смерч наркомании, кто-то будет втянут в водоворот очередной хорошо спланированной «бархатной революции», а иных засосет трясина уголовщины.

   Обещали не давать конкретных советов, но не смогли удержаться. Слишком часто мы слышим полный безнадежности возглас: «А как удержать детей? Разве это возможно?!» И правда, как? Ведь по другую сторону – спаянная «антиотцовской» субкультурой подростково-молодежная стая, которую непрерывно подпитывают, мягко говоря, подлые дяди с огромными финансовыми и властными возможностями…

   Да, одним родителям (а часто и одной матери) трудно сражаться за душу ребенка в таком неравном бою. А вот если сына, отбившегося от рук, могут вразумить старшие братья и сестры – уже легче. В многодетной семье фактически нет разрыва поколений, а есть плавный переход. Двоюродные братья и сестры, молодые тети и дяди тоже могут вполне успешно этот разрыв заполнить. В общем, очень помогает большая семья и укрепление родственных связей.

   Необходимо опереться и на крестных родителей, и, конечно же, на духовного отца, и на кого-то из числа братьев и сестер по вере, с которыми вы состоите в одной церковной общине, и на детей, которые могли бы благотворно влиять на ваше непослушное чадо. Духовная семья – это большая сила, это еще один уровень защиты.

   Ну вот, если призвать на помощь кровную и духовную родню, не так-то уж и легко будет оторвать от вас ребенка. У вас ведь теперь тоже войско. И пусть вас не смущает его малочисленность. Не забывайте, Кто во главе!

 

Авторы – не без горького личного опыта

Рейтинг@Mail.ru